Но при таком понимании сути фашизма вне зависимости от форм и способов его проявления, тот фашизм, который известен по историческому опыту нацистской Германии и который стал показательно-культовым образцом как у «неофашистов», так и у «антифашистов» в разных странах мира, предстаёт как карикатурный фашизм-уродец, искусственно и целенаправленно выращенный заведомо недееспособным для того, чтобы его ужасами привлечь к нему по возможности большее внимание и, тем самым, отвлечь внимание и силы общества от становления куда более дееспособного фашизма, если не беспросветного, то близкого к беспросветности глобального инферно.
— Интересно, — заметил Холмс, — второй раз за свою поездку я слышу это слово. На латыни оно означает что-то вроде ада, но вы русские вкладываете в него какой-то очень актуальный в жизни и совсем не богословско-мистический смысл.
— Достаточно хороший ответ на ваш вопрос даёт роман Ивана Антоновича Ефремова «Час быка». Я не знаю, есть ли перевод этого романа на английский язык, но вы должны знать, что в России почти тридцать лет на его основе формируется мировоззрение не одного поколения. Если и не большинства молодых людей, то, по крайней мере, — наиболее дееспособной части молодежи. В романе речь идёт о поэме Данте, который своим воображением создал мрачную картину многоступенчатого инферно и объяснил понятную прежде лишь оккультистам страшную суть наименования «инферно», — его безвыходность.
Поскольку понятие инферно лучше всего объясняет суть рафинированного фашизма, на истоки которого мы обратили внимание в нашей беседе, то я попробую кратко изложить отдельные положения того, что очень точно сформулировал Иван Антонович Ефремов, — геолог, палеонтолог, биолог и историк одновременно. Во-первых, он считал, что пресловутый естественный отбор природы является самым ярким выражением инфернальности, при котором эволюция направляется только в одном главном направлении — наибольшей свободы, независимости от внешней среды. При этом происходит умножение недозрелого, гипертрофия однообразия, как песка в пустыне, нарушение уникальности и неповторимой драгоценности несчетным повторением. Поэтому, проходя триллионы превращений от безвестных морских тварей до мыслящего организма, животная жизнь миллиарды лет геологической истории находилась в инферно.
Во-вторых, он справедливо полагал, что человек, как существо мыслящее, попал в двойное инферно — и для тела, и для души. Ему сначала казалось, что он спасается от всех жизненных невзгод бегством в природу. Так создавались сказки о первобытном рае — биосферно-гармоничной, не знающей техники, цивилизации, в которую и сегодня мечтают вернуться наши «зеленые». Инферно для души — это первобытные инстинкты, плен, в котором индивид держит сам себя, думая, что сохраняет индивидуальность, а на самом деле останавливается в своём развитии либо на животном уровне, либо на уровне зомби или демона, закрывая тем самым себе пути в человечность. С развитием мощных государственных аппаратов власти и угнетения, с усилением национализма, с накрепко закрытыми границами, инферно стали создаваться и в обществе. Всякая несовершенная социальная система стремится к самоизоляции, ограждая в целях самосохранения свою структуру от контакта с другими системами. Естественно, что сохранить несовершенное могла только «элита» любого общества и для этого она, прежде всего, создавала сегрегацию под любыми предлогами — национальными, религиозными, чтобы превратить жизнь своего народа в замкнутый круг инферно, отделить его от остального мира. Поэтому инфернальность всегда была делом рук «элитарных» кланов. Иван Антонович предупреждал человечество не допустить мирового владычества олигархии — главного источника фашизма. Если такое случится, то над нашей планетой захлопнется гробовая крышка полной безысходности инфернального существования под пятой абсолютной власти, вооруженной всей мощью страшного оружия и не менее убийственной науки. И никто и ничто тогда не сможет помочь, поскольку невозможно будет покинуть тот замкнутый круг инфернальности, в котором только животные и их разновидности — зомби и демоны — будут появляться на свет в слепом инстинкте размножения и сохранения вида.
И в этом философско-политическом романе, мистер Холмс, есть место, где автор хотя и не упоминает Индию, но говорит о культуре, в которой люди с их сильными чувствами, памятью и умением понимать будущее уже осознали, что, как и все земные твари, они приговорены от рождения к смерти. И для них вопрос лишь в сроке исполнения и том количестве страдания, которое выпадает на их долю. И чем выше, чище, благороднее индивид, тем большая мера страдания будет ему отпущена «щедрой» природой и общественным бытием. А разве среди трёхсот миллионов «маленьких людей» Индии нет тех чистых и благородных, кого «щедрая» природа и «общественное бытие» уже навсегда одарила полной мерой страдания, которого ни они сами, ни окружающее их общество даже не замечают? И где выход из этого реального, а не литературного инферно?