Читаем Последний гетман полностью

Адъютанты ничего не могли поделать, уже голштинский дядя Георг, да и другие голштинцы-пруссаки окружили русского императора, обнимали, уговаривали, по-родственному нашептывали – повременить с этим делом.

Только под их дружным натиском сдался победитель побежденной России:

– Так и быть – повременить с арестом ее величества! Успеем еще…

Гетман Разумовский возблагодарил Бога за то, что не было за столом бесстрашной весталки, которая могла только подогреть чуть затихший скандал.

Сам он незамеченным приехал – и столь же незаметно, по-военному с денщиком, восвояси уехал. Дома ведь и стены исцеляют беду.

Но как бы не так! Со всеми этими торжествами его не было с утра, а беда, как известно, одна не ходит…

Катерина Ивановна встретила пронзительным криком:

– Убивец! Погубитель своих деток! За что мне такое наказание?!!

Он уже обо всем догадался и, не снимая дорожного плаща, опустился в кресло, стоящее почему-то посередь гостиной. Шум и плач был далеко за стенами, в комнате Дарьюшки. Туда вместе с проклятиями убралась и жена.

Темно уже было, но никто не зажигал свечей, никто не подходил. Наверно, он был страшен. Возможно, и заглядывали в щелочку двери, да боялись его вида.

Наконец осмелился подойти с бокалом вина старый дядька-солдат, служивший еще до отправки за границу. Странно, этот пропитой старикан был еще жив; по дому ничего не делал, жил по старой памяти, из милости. Ведь и собаку убогую не всякий на улицу выгонит. Его-то и послали к хозяину.

Кирилл выпил вино, прислонился к сухонькому плечу и задрожал всем своим налитым телом:

– Убивец? Значит, погубитель?..

– Не гневайтесь, батюшка, на графинюшку, она совсем без ума. Куклицу в детскую кроватку положила и баюкает… Осподи!…

– Так и ты меня, старый, отбаюкай. Чего дерьмом поишь? Петровской! С черпаком медным!… Медный или какой другой черпак был, но вестовой весь следующий день не мог добудиться, хотя нешуточно тыкал в бок.

Что он знал, этот сосунок, о трех смертях, которые в несколько месяцев рухнули на это, казалось бы, несокрушимое тело?..

Первая – смерть благодетельницы-Государыни Елизаветы Петровны…

Вторая – матери, похороненной без сыновей…

Третья – Дарьюшки, получившей в ласковый дар вот что…

Видимо, послали за братом, в Гостилицы, потому что вечером Кирилл увидел именно его, неприкаянно сидящего в соседнем кресле.

В самом деле, почему бы братьям и не посидеть рядом, в строгом и бесконечном молчанье? Хватит, наговорились за последние деньки.

<p>VI</p>

После дворцового переворота 1742 года, приведшего на трон Елизавету, дочь Петра Великого, прошло двадцать лет. Ушла в небытие правительница Анна Леопольдовна, почила в Бозе Елизавета Петровна, шатко ли, валко ли правил Петр III, непутевый «чертушка», по выражению той же Елизаветы, передавшей ему трон, но ведь оставался еще и законный Император, Иоанн Антонович. Тоже как-никак внук Петра Великого, в силу своего необузданного характера перепутавшего все нити царствования. И жил-пребывал не где-нибудь, а в Шлиссельбургской крепости; безымянно, как «узник номер один». Имени его не мог произносить даже начальник крепости, полковник Бередников.

Нынешний гетман, тогда еще четырнадцатилетний хохленок, только что вызванный старшим братом с Черниговщины, как раз угодил на запятки саней, которые уносили ко дворцу Елизавету Петровну, в кирасе поверх домашнего платья. Ее верного, негласного муженька Алексея Григорьевича и несколько человек ближней свиты. Все со шпагами, а то и с саблями – пистолями. Дальше парадных дверей старший брат младшего не пустил, да и недолго там переворот совершался: получаса не прошло, как выхватили из постели правительницу Анну Леопольдовну и ее ревущего сынка, Императора Всероссийского. Брат Алексей и нес его на руках; не зная, чем успокоить, собственный палец в роток засунул…

Следы младенца-самодержца затерялись было где-то на Севере, а потом обнаружились в Шлиссельбурге. По великому секрету старший брат рассказывал, как они с Елизаветой Петровной тайно ездили навещать узника… страшно горько было слушать! Так уж вышло: при вступлении на престол Елизавета Петровна перед образом Богородицы дала клятву никогда не применять смертной казни. Ну, кнут там, рванье языков, дыба, Сибирь, само собой, но смертных казней действительно не было.

Так и дожил Император Иоанн Антонович до царствования Петра III… тоже Императора и своего двоюродного брата!

О, Россия, чего только не случалось!

Но если Елизавету Петровну не очень-то тревожила тень узника-Императора, так Петр III жил постоянно в тени этой тени. Гетман Разумовский ни о чем его не спрашивал, и он ни о чем не говорил. Просто по сухому уже весеннему времени подкатил в карете к крыльцу, всего-то с несколькими верховыми голштинцами, и велел:

– Одевайтесь, граф, по-дорожному. Со мной!

У Государей не спрашивают – куда и зачем. В пять минут собрался, без всякой парадности. Сверху накинул синий офицерский плащ, заметив, что в плаще был и Государь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза