Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II (СИ)

Они минуту смотрели друг другу в глаза. Затем Валентина со вздохом, больше похожим на стон, поднялась на ноги, тряхнула головой, и волосы — те, что не приклеила к затылку запекшаяся кровь — ореолом поднялись над головой и упали на худые плечи. На мгновение она замерла, а потом резко подпрыгнула, довольно высоко, но граф, ожидавший подобный маневр, рванулся вперед и поймал ее у самого потолка, не дав возможности перепрыгнуть через его голову. Затем швырнул в гроб, прямо на острые шипы роз, но Валентина даже не ойкнула. Зато заскулила и беспомощно забарахталась в его руках, когда он принялся стягивать с нее рубаху.

— Если я не прав, то ты получишь ее назад! — прошептал Александр, комкая рубаху дрожащими руками.

Нагая Валентина выпрыгнула из гроба, но тут же рухнула на каменный пол, спрятала голову в коленях и заплакала. Тихо. Совсем, как живая.

Граф отвернулся, аккуратно сложил рубаху и сунул за пазуху под рубашку, туда, где у живого человека бьется сердце.

— Я сейчас принесу тебе новых яблок. Но если хочешь, можешь пойти со мной в сад и выбрать их сама, — сказал он тихо, продолжая стоять к ней спиной.

Валентина, не отнимая головы от колен, глухо прошипела:

— Отдай мне мою рубаху.

— Никогда, девочка моя. Никогда ты ее не получишь. Ты никуда отсюда не улетишь. Ты — моя. Наконец-то ты полностью моя.

Он услышал за спиной шум, но ноги его будто вросли в каменный пол. И разум тоже вопил — не оборачивайся, не оборачивайся…

— Я вернусь, я обещаю… — девичий голос звучал совсем близко. — Только слетаю на озеро. У вас в горах должно быть озеро, я чувствую его…

— В саду есть пруд, — проговорил он севшим до баса голосом.

Но девушка за его спиной не слушала его слов.

— А если там есть упавшая ель, я буду танцевать на ней… Ну взгляни же на мои волосы!

И он обернулся. Валентина тут же отступила на шаг, подняла руки к голове, и тонкие пальцы замерли в спутанных волосах.

— Я не могу их расчесать. Не могу…

Когда Валентина заплакала, тихо и жалобно, Александр стиснул зубы и еще сильнее прижал рубаху с вышивкой к своей груди. Валентина зарыдала в голос и стала безжалостно рвать на голове волосы прядь за прядью.

— Я хочу искупаться, пожалуйста…

— Я отведу тебя на пруд, — говорил Александр чужим голосом. — Или нальем воды в лохань в твоей башне, согласна?

— Мне здесь душно!

Она вскочила на ноги и раскинула руки, точно крылья.

— Я хочу летать… Отдай мне мою рубаху! Я вернусь, я обещаю…

— Я больше не отпущу тебя! — вскричал Александр. — Я столько раз терял тебя при жизни, что мертвую буду держать у груди…

Он заметил на ее губах едва уловимую улыбку и вздрогнул.

— Хорошо… — почти пропела она. — Только держи меня крепче…

И метнулась к нему, но Александр перехватил ее тонкие руки, когда ледяные пальцы коснулись расстегнутого ворота его рубашки. Лицо Валентины исказилось злобой.

— Я всего лишь хотела обнять тебя и поцеловать.

Тонкие пальцы по-прежнему тянулись к его груди, но граф крепко держал Валентину на вытянутых руках. Она поджала ноги и повисла на них. Но его хватка выдержала ее напор — пальцев он не разжал.

— Милая моя, ты не получишь свою рубаху. Никогда. Запомни это и не злись напрасно.

Он подхватил невесомое тело на руки, продолжая крепко сжимать оба запястья правой рукой, и, осторожно ступая, вышел из склепа. Дошел до сада, не встретив на пути никого из домашних, и опустил Валентину на траву. Даже не взглянув на него, она тут же рванулась в сторону и растаяла в ночной тьме.

Глава 10 "Первая ночь вдвоем"

Граф медленно шел в сторону сада — теперь уж точно спешить было некуда. Он зря ругал Эмиля: мальчик оказался прав… А ругал, потому что не верил. Когда на третий день Валентина не восстала из гроба, ему захотелось заколотить в него самого Эмиля серебряными гвоздями, но желание быстро сошло на нет, когда разум напомнил ему, что с профессором по нечисти серебряными гвоздями не справиться. Теперь надо будет проконсультироваться с ним относительно новой природы Валентины. По всем признакам она стала вильей — или русалкой, как называют таких мертвых девушек в ее родной культуре. Эмиль все высчитал — она умирала в танце, думая о будущем материнстве. Эмиль…

Александр сжал губы, чтобы не выругаться на родном языке. Понять, что творится в голове этого чокнутого профессора невозможно — проверял ли он гипотезу или действительно заметил что-то особое в Валентине еще тогда, когда она в беспамятстве лежала после его укуса. Между ними состоится разговор — довольно серьезный, в котором он не будет стесняться грубых выражений.

Александр опустился под яблоней на траву и стал ждать. Он смотрел на чистое небо, сверкающие звезды и почти полную луну и счастливо улыбался. Валентина жива и это главное. А кто она не имеет никакого значения. Она — его, вся без остатка. Ради любви можно пожертвовать даже мечтой о ребенке. Любви без жертв не бывает.

— Я хочу вон то яблоко! С самой верхней ветки!