Последний год

Заскрежетала галька под многими ногами. Зверобои шли к пристани, нагруженные ружьями, веслами и походными мешками. Редутные байдары были пятилючные, но на двух было только по три зверобоя. На одну из этих байдар сели Македон Иванович и Айвика, на другую Андрей и Громовая Стрела. Молчан прыгнул на байдару, не ожидая приглашения, и лег за спиной Андрея.

— С богом! — крикнул оставшийся на пристани отец Нарцисс и осенил байдары крестом. Закрестились и зверобои, крепко вдавливая в лоб, грудь и плечи одеревеневшие, негнущиеся пальцы. Послышались тяжелые вздохи. Зверобои оглядывались печально и растерянно. Они прощались и с угрюмой бухтой, и с неласковыми скалами, и даже с низким, суровым небом, поднимая на него глаза. Зверобои из русских решили не возвращаться сюда, в края, ставшие чужими. Немало мест и в России-матушке для их тяжелого, опасного и смелого труда!

— Трогай! — крикнул взволнованно капитан.

Его байдара отошла первой, за нею отвалили и три другие, выстроились на ходу в кильватер и понеслись по волнам. И тогда прилетел с пристани детский голосок монаха.

— А ежели без тебя американы придут? — кричал он надсадно. — И флаг потребуют спустить?

— Не сметь спускать! — громыхнул басом Македон Иванович, порываясь вскочить, забыв, что он стянут подзором. — Взорви редут, а не спускай! Строго с тебя спрошу, монах!

Что ответил отец Нарцисс, не слышно было. Пристань уходила уже в утреннюю мглу.

Байдарщики гребли легко и слаженно глубокими, но плавными гребками двухлопастных алеутских весел. При каждом взмахе распахивались, как крылья, их кожаные плащи, и байдары были похожи на птиц, стремительно летящих над водой.

В полдень байдары вышли из Якутатского залива. Ледяным осенним ветром встретил их Великий океан. Начался мелкий секущий дождь, но и через его пелену байдарщики увидели прямо по носу два судна. Они лежали в дрейфе, и байдары быстро сближались с ними. В одном из них Андрей узнал русский сторожевой крейсер «Алеут», второе, траурно-черное, судно он никогда раньше не видел. Это был по оснастке бриг, но высокий нос, низкие борта и корма делали его похожим на яхту. Во всем облике брига, в мачтах и обводах корпуса было изящество и благородство.

— Чье это черное судно? Русское, иностранное? — спросил Андрей гребца, сидевшего к нему спиной.

— Джона Петельки посудина, — неохотно ответил гребец. — Не приведи господь байдаре с ним в море встретиться.

— А почему? Ограбит?

— И ограбит, а бывает и душу вынет. На его руках немало, чай, человечьей крови запеклось.

Зверобой, сидевший посередине байдары и прислушивавшийся к их разговору, крикнул, обернув злое лицо:

— Зовут Петелькой, а на него петли нет, как заколдованный!

Шедшая передовой байдара начала табанить, видимо, по приказу Македона Ивановича. А капитан, сложив руки рупором, крикнул:

— Андрей Федорович, а ну-ка прочитайте название черного брига!

Андрей вгляделся и прочел на корме: «Серпрайз. Бостон».

За время, пока он разбирал надпись на бриге, его байдара подгребла к остановившейся байдаре Македона Ивановича. Они встали борт о борт, и теперь можно было разговаривать, не напрягая голоса.

— Каково название? — кивнул капитан на бриг. — Истинно сюрприз, неприятный и опасный. Джон Петелька. Что вы хотите…

— Объясните мне, наконец, кто же он, Джон Петелька?

— Настоящая его фамилия Пинк. Капитан Джон Пинк из Бостона, — начал рассказывать Македон Иванович, не спуская глаз с палубы брига. — Старый Пинк, бородатый Пинк! Расскажут о нем многое, а за руку или за бороду никто его не схватил. Ловок, хитер и быстрокрыл. Истинно — быстрокрыл! Нежданный-негаданный появится, а неладное почует — исчезнет, как птица!

— Это хорошо для морского разбойника, — сказал Андрей.

— И этим ремеслом занимался он в пятьдесят пятом [46]. Лихую память оставил на наших береговых редутах и на зверобойных стоянках. Он и не скрывает этого. А после войны черным мясом торговал, опиум из Кантона возил, ловцов жемчуга в южных морях грабил, а теперь на наших котиковых лежбищах хищничает или водку и оружие дикарям возит. После его визитов и появляются «подснежники» на наших берегах. Чем не сюрприз?

— А почему у него кличка Петелька? — полюбопытствовал Андрей.

— По Сеньке и шапка! Доведется вам, ангелуша, встретиться с ним, посмотрите на его глаза. Выпучены, как у краба. Попался он все же однажды, вешали его на ноке, а он, сатана, вырвался из петли! А глаза выпученными остались. И сейчас, бьюсь об заклад, возвращался он из какого-нибудь воровского набега, а наш «Алеут» его выследил. Вывернется и на этот раз, бородатая акула! — вздохнул Македон Иванович.

Андрей посмотрел на стоявшие друг против друга суда и невольно улыбнулся. Черный бриг и белый как лебедь крейсер, раскачиваясь на катившихся под их носы волнах, приседали и кланялись церемонно, совсем как благовоспитанные девицы в глубоких реверансах.

— Что я говорил? Вывернулся змей! — зло и сожалеюще крикнул вдруг капитан. — Смотрите на вельбот. Не взяли Петельку! Я его по бороде и отсюда бы узнал.