Последний год

В 1909 году Грубин из Берлина исчез. Для непосвященных его исчезновение произошло незаметно, сослуживцам же стало известно, что по семейным обстоятельствам он отчислен в резерв. И только очень узкий круг людей из немецкой разведки знал, что обер-лейтенант Генрих Грубер отбыл в длительную служебную командировку…

Молодые Груберы вскоре обосновались в венгерском городе Деньдьеше, где проживал отец Алисы. Оттуда, из Венгрии, Георгий Максимович начал хлопотать о возвращении себе русского подданства, как родившемуся в России. Хлопоты увенчались успехом, и в августе 1910 года супружеская пара сошла с парохода в Одессе — в это время они уже были Грубиными. Они сняли дом на побережье под Одессой и некоторое время скромно жили там, не заводя знакомств и ничем не занимаясь, кроме своего сада. Особо любопытные люди могли узнать, что они вынуждены жить на побережье в связи с болезнью легких у Алисы Яновны. Весной 1912 года Грубины переехали в Петербург, где купили дом на Васильевском острове.

До начала русско-германской войны оставалось два года. За этот срок Грубин и его жена заняли в жизни Петербурга свое скромное и вместе с тем прочное место.

В этот морозный февральский день 1916 года Георгий Максимович после разговора с Вишау и встречи со связным должен был обедать с банкиром Игнатием Порфирьевичем Манусом.

Вишау сказал Грубину, что он ведет с Манусом дела-делишки, но это была неправда. В делах Мануса Георгий Максимович никогда участия не принимал, что делало их отношения свободными от взаимной подозрительности и осторожности.

Грубин держался с ним независимо, но с той долей почтительности, которую не мог не заметить и не оценить Манус. Он пользовался советами Мануса, но последнее время чаще к нему за советами обращался Манус, убедившийся, что у этого осторожного коммерсанта умная голова.

Директор правления Товарищества петербургских вагоностроительных заводов, член совета Сибирского торгового банка, акционер и кандидат в председатели правления Общества Юго-Восточной железной дороги, акционер Сибирского торгового банка, Игнатий Манус ворочал миллионами. Среди дельцов говорили: «Ищи, где роет Манус, там перепадет и тебе…» Это был человек болезненно самолюбивый, злопамятный, к врагам своим беспощадный.

Под стать его финансовой мощи был и он сам — крепко сколоченный пятидесятилетний мужчина с лобастой головой на короткой толстой шее. Глубоко под выдавшимися вперед надбровьями поблескивали умные, будто равнодушные ко всему светлые глаза. На коротких литых ногах он прочно стоял на земле, а руки у него были поразительно маленькие, пухлые и холеные. Он шутил, что руками только оформляет чеки и оттого они у него сохнут. Одевался он скромно и даже небрежно, не любил галстуки и потому чаще бывал в наглухо застегнутых сюртуках. Указательный палец его левой руки перехватывал перстень с крупным голубоватым «лунным камнем», про который он говорил «мой талисман»…

«Деньги ум любят», — говаривал Манус, и многие его финансовые дела это подтверждали. Его операция, в результате которой он стал во главе Товарищества петербургских вагоностроительных заводов, была проведена им с таким блеском, что за это ему простили ее беспощадную жестокость к конкурентам.

Манус финансировал черносотенную газету «Гражданин» и сам под псевдонимом Зеленый печатал на ее страницах полезные для себя статьи, однако на верхи политики он до недавнего времени не лез.

В финансовой деятельности Мануса была одна особенность, которой не мог не заинтересоваться Грубин. В большинстве его коммерческих предприятий значительную часть представлял немецкий капитал. До начала войны это обстоятельство никакой роли не играло. Более того, участие немецкого капитала считалось признаком солидности предприятия — немец в плохое дело деньги не вложит. Наконец, в этом можно было увидеть и своеобразное отражение дружеских отношений России и Германии и даже родства их монархов. С началом войны положение резко изменилось. О засилье в русских делах немецких банкиров закричали газеты, заговорили ораторы в Государственной думе. Был момент в начале 1915 года, когда Манус был очень этим встревожен. Он даже начал зондировать почву для перевода своего капитала в нейтральную Швейцарию, чтобы оттуда вести свои коммерческие дела. От этого шага его, как он считал, спас Грубин…

Они встретились тогда в последний день масленой недели. Вечером в ресторане Кюба, увидев одинокого Грубина, Манус пригласил его за свой стол вместе отужинать…