— Кредиторы, Пен. Они, негодяи. Почему все считают, что Джон Замойски держит благотворительное бюро?
— Ты добрый человек, Джон, в этом твоя беда.
— Точно так. В общем, финансовая яма. Я бы расплатился с ними, но неохота кормить дармоедов. И ещё — для этого мне пришлось бы собрать старые долги, — Замойски насмешливо посмотрел на Пена, и тот заёрзал на стуле.
— Ох, эти деньги. Из-за них проходят трещины даже между добрыми друзьями. Хоть в общих чертах, что за кредиторы?
— Ничего страшного. Я задействовал некоторые каналы, и вопрос с ними решу дня через два-три. Хуже, что они ищут везде меня. И даже подключили ФБР.
— Что?!
— Ничего. Полмиллиона кредов — и ФБР в кармане. Ты что, не слышал, что фэбээровцы за деньги способны объявить охоту?
— Слышал, — кивнул Малютка Пен.
Действительно, бывали случаи, когда чины из ФБР, польстившиеся на огромные взятки, открывали охоту на ни в чём не повинных людей — чьих-то должников, каких-то кредиторов. Представители ФБР называли слухи об этом грязной клеветой, но те, кто владел информацией, а Пен относился к их числу, знали, что не бывает дыма без огня.
— Так что ты дашь мне приют, — уже не спрашивал, а утверждал Замойски.
— Хорошо, — кивнул с кислой миной на лице Пен. — Ты же мой друг.
— Да. Спасибо. Дружба — святая вещь, Пен. Ты вон сколько мечтал убить меня, но как истинный друг всё не решался
Пена покрыл холодный пот.
— С чего ты взял?
— Да брось ты. Я не в обиде. Твои мысли — твоё личное дело. Но… Пен, не вздумай шутить сейчас. Иудины серебряники ФБР имеют обыкновение вставать поперёк горла. Если что, я тебя без труда и с того света достану.
— Я всё сделаю как надо, Джон. — Мы же друзья…
«… Что же такое врач в истинном смысле понимания этого слова? Простота, доступность его и здоровым и больным, полное спокойствие и уверенность в себе и своих действиях и, несомненно, знание болезней, их альфы и омеги. А ведь тоже самое, только иными словами, говорил ещё великий Гиппократ».
Никита Фёдорович Сомов — высокий худощавый человек с рыжими волосами и голубыми глазами — поправил на голове обруч электронного фиксатора, которому надиктовывал свой труд, неторопливо шагая по коридорам передвижного госпиталя. Он продолжал думать о введении к будущей монографии по вопросам космомедицины, которое заказала ему инфрасеть Санкт-Петербурга. Многих интересовали методы работы и колоссальный медицинский опыт, накопленный космогоспитальером Сомовым за время его деятельности на ретро-планетах Вселенной.
— Никита Фёдорович! — прервал размышления главного госпитальера высокий широкоплечий брюнет по фамилии Бугров — стажёр из космомедицинской академии, изучавший заболевания детей и подростков на Ботсване. — Жизненно необходима ваша консультация.
— Что произошло? — резко переключил своё внимание с одного дела на другое госпитальер.
— Я ничего не могу поделать с этим вариантом злокачественной лейкемии. Похоже, мы теряем девчушку…
— С каких это пор злокачественная лейкемия вызывает у вас столь пессимистические прогнозы? — осведомился госпитальер. — Ещё двести с лишним лет назад наши коллеги из Института крови предложили вполне доступные для нас с вами методики лечения подобного недуга. Или вы с ними не знакомы?
— Знаком, — проговорил стажёр.
— Ну и?..
— Здесь что-то не так. Я не понимаю, что происходит с моей пациенткой! — Бугров развёл руками. — Все реакции её организма на проводимое лечение не соответствуют стандартным. Клиническая картина заболевания совсем иная, не похожая ни на что известное…
— Э, дорогой мой! Я сам часто впадаю в грех нерешительности и излишнего неверия в собственные силы, но не до такой же степени! У вас есть в наличии чудесная диагностическая аппаратура, которая…
— Ни чёрта не может! — вырвалось у стажёра.
— Та-ак, — протянул Сомов. — Пойдёмте к вашему «сложному случаю». Чем могу— помогу.
Сомов, неодобрительно покачав головой, заспешил к пневмолестнице, которая доставила его на третий ярус госпиталя-автомата, совсем недавно развёрнутого на Ботсване по просьбе её правительства.
Семилетняя Наоми Бурака бессильно распласталась на воздушно-силовой подушке.
— Почему вы не распорядились поместить пациентку в автоматический блок интенсивной терапии? — строго вопросил Сомов у стажёра. — Сколько раз можно повторять, что к больному нужно относиться так, как ты сам бы хотел, чтобы к тебе относились в час болезни… Немедленно прикажите персоналу переправить девочку в спецблок, а я прослежу за исполнением.
Сомов подождал, пока работ-манипулятор осторожно перевёз Наоми в дежурную палату, зарезервированную под приём особо высокопоставленных пациентов с этой планеты, и уложил её на подушку под аппарат искусственного кроветворения.
В воздухе повисли стереоизображения. Посвящённому человеку нетрудно было читать по появляющимся кружочкам, кубикам, цифрам процессы, происходящие сейчас в теле больной. И эти показатели сильно не нравились Сомову.
Прошло пять минут — стандартное время, необходимое для того, чтобы добиться значительного улучшения. Ничего подобного.
— Пульт, — приказал Сомов и уселся в кресло.