Последний грех

Случай с заказухой против вас, отец Роман, дал мне понять, что следующими должны быть казнены Лосев и Сковородько. Я уже осмотрел баню и решил уморить их в парилке, как Ольга древлян, прямо во время засады, о чем и написал Ивану Миронову. Температура там регулировалась снаружи, из-за шума водопада криков слышно бы не было. Но хитрый Лосев позвонил мне за пять часов до встречи и предложил встретиться. Он, как хищный зверь, предчувствовал свою гибель и сказал мне, что понял, что в сауне его убьют. Идея с медведем родилась у меня сразу, и я подверг Лося эффектной казни разбойника и убийцы. Конечно, жаль было медведя, но что за жизнь на цепи?

Сковородько я усыпил, как и Лосева с его бойцами, – выстрелил через форточку шприц-капсулой со снотворным, а потом забрался и вырезал на его спине предупреждение. Так же вылез обратно и пошел разбираться с обнаружившими тело Лосева.

И тут Господь приказал мне остановиться. Раскаяние Сковородько не могло не растопить мое ожесточенное сердце. Я долго гулял по городу и понял, что я вытравил заразу. Медвежий выйдет из своей затянувшейся спячки. Все будет хорошо. Моя помощь вам уже не понадобится. Вы, отец Роман, Иван Раткин, Сан Саныч справитесь с очищенным и помолодевшим городом и без меня.

А сейчас я, Вадим Соколов, официально погибший в плену под Ачхой-Мартаном, прекращаю свою жизнь в этом мире. Там, куда я уйду, я буду каждый миг просить прощения у Господа за все свои прегрешения. А добро или зло принес я в этот мир – судить только Богу.

Деньги в пакете принадлежат вашему центру по лечению наркомании. Это Тагир возвращает загубленным им наркоманам свой долг.

Глава 50

Солнце заливало просеку настоящим жидким золотом, от которого глаза слепли, а на душе становилось радостно и привольно. Сегодня небесное светило не скупилось, одаривая каждый пень, каждую засохшую ветку божественным ореолом. Наверное, такой свет бывает только в раю. Только там он доступен исключительно праведникам, а на грешной земле – всем, даже самым распоследним сволочам и негодяям. Даже убийцам.

Через просеку, щурясь от солнечных бликов, шел биндюжник.

Выцветшая тельняшка – целая и, в общем-то, чистая, но видно, что ношена и переношена уже не один сезон. На голове – вязаная шапочка неопределенного серо-черного цвета. Из-под шапки виднелась часть бритого почти под ноль затылка. Старый истертый камуфляж. Брезентовый рюкзак-колобок. Вещи в принципе могут поведать о своих хозяевах многое, просто люди недооценивают эту их способность. Пользуются ею разве что следователи да криминалисты. И то…

Биндюжник шел неспешным пружинистым шагом, щурился, усмехался юрким солнечным зайчикам. Взгляд со стороны не приметил бы в нем чего-то странного. Ну, идет себе человек по своим делам, а может, и совсем без дела, почему бы нет? Имеет право. Только в глазах у пересекающего таежные чащи биндюжника, если приглядеться, темно и неуютно. Пусто. А усмешка – это так, для вида. Скорее, по привычке или чтобы не забыть, как это – улыбаться.

Впереди виднелась большая прогалина, намекающая, что там, за ней, может быть какое-то селение. Там живут люди.

Остановившись на краю просеки, человек окинул раскинувшийся перед ним ландшафт внимательным взглядом, недолго постоял, что-то обдумывая, а затем медленно направился к деревне.