Последний идол (сборник)

Ну да, молочные реки, кисельные берега, золотая рыбка, исполняющая все желания, и конек-горбунок тут же под окном бьет в нетерпении копытом… Эта извечная русская мечтательность, ни на чем, кроме беспечности и веры в чудеса, не основанная.

— Вы извините, Виталий, я уже опаздываю. Но то, что вы рассказали и близко не стоит с «Иностранным легионом».

— А вы сюда, в Париж, надолго?

— Думаю, что ненадолго. В крайнем случае, до пятницы.

— А можно я вам позвоню? Мне бы так хотелось с вами про свои замыслы о романе поговорить. Может, посоветовали бы что… Мне толчок нужен, Алексей Георгиевич. Я от одного сюжета к другому бросаюсь и никак не могу остановиться. Если бы вы мне сказали — пиши вот про это, я бы вам сразу поверил.

— Виталий, давайте мы так поступим, — чуть устало сказал Ольгин. — Диктуйте мне свой телефон, я позвоню вам сам, когда выясню, как у меня тут дела складываются…

Карагодин поначалу, судя по насупившемуся лицу, решил обидеться, но потом справился с собой и продиктовал номер мобильного.

Скутер выскочил из тьмы улочки прямо в тыл обороняющейся от погромщиков полицейской группы. И водитель, и седок за его спиной были в шлемах с затемненным стеклом. Скутер резко затормозил и развернулся к полицейским боком. Полицейские его не заметили — все их внимание было приковано к беснующейся среди горящих автомобилей толпе, из которой летели камни и бутылки с зажигательной смесью…

Человек, сидевший за спиной водителя скутера, поднял двуствольное ружье, лежавшее у него на коленях, и дважды пальнул прямо в стражей порядка, которые, судя по всему, даже не расслышали звука выстрелов в невообразимом шуме, царившем на площади. Но один из них схватился за плечо, а потом ничком свалился на старинную булыжную мостовую.

Стрелок без всякой спешки перезарядил ружье и снова разрядил оба ствола в полицейских. После этого скутер круто развернулся и пропал в темноте, которая казалась непроглядной рядом с площадью, где адским пламенем вспыхивали все новые и новые машины… Темнокожие подростки, захлебываясь от ненависти и подстегиваемые ощущением безнаказанности, забрасывали полицейских камнями, громили железными прутьями все, что попадало под руку.

Ольгин смотрел на битву, которую демонстрировали на экране участникам антиэкстремистской встречи, как профессионал. Все его симпатии были, конечно, на стороне полицейских. Он слишком хорошо знал, каково это — стоять против обезумевшей от злобы толпы, которая ненавидит тебя до умопомрачения и, будь ее воля, разорвала бы тебя на кровавые куски… И еще он видел, что полицейские тут заложники политики — они связаны приказом быть максимально осторожными, чтобы их нельзя было обвинить в неоправданной жестокости или неоправданном применении силы. Они вообще выглядели пришельцами иных миров и времен в своих черных рыцарских доспехах и шлемах с прозрачными забралами. То ли космонавты из будущего, то ли крестоносцы из сумрачного Средневековья. Кому что нравится, подумал Ольгин. Либо так будет выглядеть надвигающееся будущее, либо все стремительно и неумолимо возвращается в прошлое. И попробуй отыскать между ними много различий…

Площадь на экране теперь была освещена ярко, как сцена. И уже на другой улице, выходящей на нее, появился еще один скутер с двумя седоками в масках. Маневр был все тот же — скутер выскочил за спинами полицейских и на секунду остановился. Правда теперь, эти партизаны были без дробовика, но зато в руках у сидящего сзади были две бутылки. Он тут же швырнул их в полицейских. На сей раз им повезло — бутылки не долетели и разбились об автобус, который тут же вспыхнул, как спичечный коробок. Если бы зажигательная смесь попала на полицейских, никакие доспехи не помогли бы…

Потом красивая дикторша строгим голосом доложила, что большинство участников беспорядков — подростки из неблагополучных районов, в основном дети иммигрантов из Африки и арабских стран. Но проблему нельзя назвать этнической и расовой. «Эти подростки выходят протестовать не против других национальностей, а против государства вообще! Они не признают его власть, разрушают все, что символизирует государство. Они нападают даже на пожарных!.. Но главный объект их ненависти — полиция. Власти недооценивают непонимание, существующее между национальными меньшинствами и полицией…» Затем министр юстиции, заявил, что «беспорядки носят организованный характер. В происходящем видна организованность, присутствует стратегия и гибкая тактика. Если бы я был в состоянии ответить на вопрос, кем они организуются, то эти люди уже сидели бы в тюрьме. Способы действия этих организованных банд неоспоримо указывают на наличие координации между ними…»

Во время обсуждения увиденного Ольгин несколько раз вспомнил Карагодина. Отчаявшийся спецназовец, униженный и оскорбленный, вполне мог оказаться среди организаторов таких банд. Несколько раз он набирал номер Карагодина, но телефон не отвечал.