— Так вот, когда после основательной выпивки зашел разговор о внутреннем положении России, нынешний лидер октябристов в Государственной думе Гучков начал горячо убеждать присутствовавших, что революционное затишье в России крайне непрочно и вряд ли долго продержится, что лучше бы, не ожидая новой революционной бури, которая наверняка сметет и монархию, и всех нас, самим сверху проделать малую революцию, превратив Думу в полноправный парламент по английскому образцу. Бобринский, ваше величество, заявил, что якобы настоящий царь в России — это Столыпин, подлинный герой всех сословий, сумевший усмирить смуту в России и держащий сейчас в своих руках все сложные нити политической жизни страны.
— Ну и что же Столыпин? — перебил царь.
— Промолчал, ваше величество.
Царь нервно погладил рукой бороду. Приближенные знали: этот жест означает крайнее волнение.
— А я-то все размышляю, почему Столыпин решился разговаривать с императором языком ультиматума. Вы, конечно, Александр Иванович, слышали о его последней беспрецедентной выходке — угрозе уйти в отставку, если я не введу земства в западных губерниях. Требует распустить Государственную думу и Государственный совет, отказавшиеся утвердить эту его затею. Значит, слухи о том, что идет подготовка дворцового переворота, не лишены основания? Что вы можете сказать по этому поводу, Александр Иванович?
— Думаю, что пока это одни разговоры, ваше величество. Но разговоры опасные, и было бы крайне неразумно оставить их без последствий. Всякую опасность надо душить в зародыше.
Царь посмотрел куда-то вдаль, поверх головы Спиридовича, чуть слышно проговорил: — Эти доморощенные либералы просто не знают, с кем они имеют дело. Я как-то одному из таких либералов, министру иностранных дел Сазонову, в ответ на его бредни о либеральном переустройстве России сказал: «Поверьте мне, если когда-нибудь вы и другие вроде вас очутитесь лицом к лицу с русским народом, недели через две от вас ничего не останется».
Неожиданно царь рассмеялся, по привычке прикрыв рукой рот.
— А знаете, Александр Иванович, мне действительно удивительно не везет на премьер-министров. Витте был больше француз, чем русский, Столыпин, как теперь выясняется, больше англичанин, чем русский, да еще сторонник конституционной монархии. Прямо напасть какая-то…
Известно, что после смерти Столыпина, назначая Коковцова Председателем Совета Министров, Николай II сказал ему: «Надеюсь, вы не будете меня заслонять так, как это делал Столыпин?»
ВЕРСИЯ ЧЕТВЕРТАЯ.
Если не в гибели, то в отставке Столыпина были заинтересованы очень многие влиятельные особы из окружения российского царя. В частности, Григорий Распутин.Премьер-министр не любил «нашего друга» и всячески его избегал. В своих «Воспоминаниях» дочь Столыпина Мария Бок пишет, что, когда она завела разговор с отцом о Распутине, который в те годы еще не достиг апогея своего влияния, Петр Аркадьевич поморщился и сказал с печалью в голосе, что ничего сделать нельзя. Столыпин неоднократно заводил разговор с Николаем II о недопустимости нахождения в ближайшем окружении императора полуграмотного мужика с весьма сомнительной репутацией. На это Николай ответил дословно: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы». Интерес Столыпина к полуграмотному крестьянину из Тобольской губернии был обусловлен несколькими факторами. Газетные статьи о мужике во дворце подрывали престиж царской семьи, плодили опасные слухи. Вмешательство «отца Григория» в политику было невыносимо для Столыпина, тем более что связь с Распутиным установил один из самых влиятельных и опасных оппонентов Петра Аркадьевича С. Витте. Да и сам премьер подвергался унижениям. Как писала А. Богданович: «Недели три назад приехал с докладом Столыпин и прождал полчаса… потому что царь находился у жены, у которой в спальне сидел этот блажка». В октябре 1910 года Столыпин, как министр внутренних дел, приказал департаменту полиции установить за Распутиным наружное наблюдение. Однако продлилось оно всего несколько дней, так как по личному указу царя было вскоре снято.