Последний иерофант. Роман начала века о его конце

Викентий Алексеевич Думанский, представлявший на суде интересы подсудимого, был известен всей деловой России как один из лучших практикующих молодых адвокатов. Не прошло и десяти лет со дня защиты магистерской диссертации в Императорском Принца Ольденбургского Училище правоведения, а на счету Думанского был уже не один десяток успешно проведенных процессов. Гибкий ум и незаурядный ораторский дар помогали адвокату творить чудеса на судебной кафедре. Ему удавалось не только оправдывать невиновных, попавших под следствие по навету или недоразумению, но и спасать репутацию некоторых заведомых негодяев, которые без его помощи не могли рассчитывать на удачный исход дела. При этом в случаях с ложно обвиненными Думанский был принципиально бескорыстен; защищая же мерзавцев, напротив, считал своим долгом содрать с клиента приличную сумму. Заниматься делом Гуляева он согласился без колебаний, хотя этот колоритный тип, сочетающий широту натуры и чудаковатое, если не сказать вульгарное, простодушие, не вызывал у Думанского ни малейшей симпатии — с подзащитным они были слишком разные люди, не имевшие общих точек соприкосновения. Однако Думанский действительно был уверен, что этот человек не виновен в зверском убийстве, да и дело представлялось достаточно интересным.

Адвокат был выше среднего роста блондин, в самом расцвете лет, выглядевший даже несколько моложе своего возраста. В неприступном выражении его светло-серых, почти стальных, глаз, в его уверенных манерах читалось нечто обнадеживающее нуждавшихся в защите. Одет он был строго, но изящно: аспидную черноту бархатного отворота сюртучной тройки подчеркивала снежная белизна крахмального воротничка, твердые уголки которого, топорщась, заставляли держать голову с гордой независимостью; наконец, его черный с отливом галстук был щегольски украшен жемчужной булавкой.

— Господа судьи! Господа присяжные заседатели! Судебное заседание по обвинению Гуляева Ивана Демидовича, тысяча восемьсот шестидесятого года рождения, уроженца города Рыбинска Рыбинского уезда Ярославской губернии, православного исповедания, великоросса, купца первой гильдии, на государственной службе не состоявшего, холостого, детей не имеющего, под судом и следствием ранее не состоявшего, объявляется открытым. Напоминаю, что Гуляев обвиняется в преднамеренном убийстве господина Савелова Сергея Александровича, совершенном седьмого июля тысяча девятьсот четвертого года при отягчающих обстоятельствах — с особой жестокостью, и в завладении деньгами убитого в сумме не менее трех тысяч рублей, — строго и устало произнес председательствующий в чине действительного статского советника, спокойно поправив массивного «Владимира» второй степени под топорщившимся воротничком манишки.

Казалось, сам Государь, в полный рост изображенный на парадном портрете, украшающем залу, насупил брови и, взыскующе взирая на собравшихся, обвел зал внимательным взглядом молчаливо свидетельствуя непреклонность монаршей воли и законов Империи.

— Решается вопрос о порядке исследования доказательств по делу. Вчера мы, позволю напомнить, завершили допрос лиц из числа указанных в обвинительном акте по эпизоду об убийстве Савелова.

Большинство присутствующих составляли важные мужи в шитых золотом мундирах высших рангов государственной службы, с регалиями, не уступавшие друг другу в пышности усов, в размерах баков и благородных лысин. Тут же находились преуспевающие буржуа, одетые с иголочки у лучших столичных портных. Отдельно расположились люди торгового сословия — большей частью дородные, с буйной растительностью на лице, сурово оглядывающиеся по сторонам господа, готовые на любые издержки, дабы выручить сотоварища по цеху: это была купеческая депутация могущественного ярославского землячества обеих столиц. Как всегда в подобных случаях, хватало в зале и зевак — любопытствующих мещан, профессиональных правдоискателей, вечно против чего-то протестующих студентов. Были здесь даже те, кого принято называть «темными личностями». Слышалась и иностранная речь: на открытое слушание съехалось множество репортеров со всех концов света, а ряд государств, где Гуляев оставил по себе наиболее «яркую» память, прислали на процесс, обещавший стать хрестоматийным, и представителей своих органов юстиции (они, разумеется, не играли никакой процессуальной роли, но что поделаешь — политическая дипломатия!).

Неплохой психолог, Думанский не мог, однако, взять в толк, как выдерживают обыватели подобные судебные заседания: по лицам было видно, что почти никто из присутствующих в зале зевак не понимает сути происходящего — ни пояснений экспертов, ни тонкостей толкования закона, ни значимости требований сторон о точном соблюдении процесса: ждали лишь сенсации и ради нее терпели долгий утомительный перечень приводимых доказательств. Вереницей допрашивались свидетели, изучались документы, осматривались вещественные доказательства, оглашались справки и заключения.