Я отказался, заявив, что тело Тань Юйлин еще не остыло и у меня нет желания говорить на эту тему. Тогда Ёсиока сказал, что именно для того, чтобы развеять мою печаль, нужно как можно раньше решить это дело. Мне оставалось напомнить, что это важное решение, оно должно соответствовать моему желанию и потому не следует торопиться. К тому же существенны различия в языке.
— Вы договоритесь! Хм! Вот эта умеет говорить по-маньчжурски! — сказал Ёсиока.
Я боялся, что он разгадает мои мысли, и поспешил ответить:
— Дело не в национальности. Надо, чтобы привычки и интересы совпадали.
Я решительно отказался иметь жену-японку, так как это было равносильно тому, чтобы иметь в своей кровати чужие глаза и уши. Но сказать об этом прямо я не мог, поэтому мне пришлось всячески увиливать и находить разные причины для отказа.
Ёсиока же словно прилип ко мне, и отвязаться от него не было сил. Боясь обидеть его, я не давал категорического отказа. Потом он, может быть, понял, что я решительно против жены-японки, а возможно, Квантунская армия имела и другой вариант. Вскоре он принес мне несколько фотографий китайских учениц из японской школы в Люйшуне. Моя вторая сестра предупреждала меня, что эти китайские девушки обучены японцами и их можно приравнять к японкам. Но я подумал, что все время отказываться — не самый лучший способ. Рано или поздно мне все равно пришлось бы согласиться с той, на которую указала бы Квантунская армия. В конце концов я выбрал весьма молодую девушку с более низким культурным уровнем. Мне показалось, что, хотя девушка и получила японское воспитание, с ней можно было поладить.
Итак, пятнадцатилетняя девушка стала моей четвертой жертвой. Через два года после ее появления во дворце, то есть еще до ее совершеннолетия, государство Маньчжоу-Го потерпело крах, после чего я превратился в пленного, а ее отправили домой в Чанчунь.
Крах
Впоследствии, в лагере для военных преступников, один бывший командир бригады маньчжоугоских войск рассказал мне такую историю. Зимой того года, когда разразилась война на Тихом океане, он, выполняя указания Квантунской армии, повел марионеточные войска против антияпонских соединений. Однажды они захватили одного больного солдата, прятавшегося в маленьком погребе. Одежда на нем была рваная, волосы и борода спутаны. Увидев его, командир бригады невольно засмеялся и сказал:
— Какой у тебя несчастный вид! Куда ты годишься? Известно ли тебе, что императорская японская армия заняла Сингапур и Гонконг?
Пленный засмеялся. Тогда маньчжоугоский генерал-майор, стукнув по столу, закричал:
— Что смеешься? Ты понимаешь, что тебя сейчас судят?
В ответ на это солдат сказал:
— Кто кого судит? Ваш конец не за горами! Скоро всех вас будет судить народ!
Маньчжоугоские чиновники знали, что население Северо-Востока враждебно относится к японским разбойникам и предателям, но не понимали, откуда у него такая смелость и уверенность в своих силах, почему оно так уверено в поражении могущественных правителей. Что касается меня, то я всегда считал, что могущество японского империализма вечно и непоколебимо. С моей точки зрения, даже великая империя Цинов, бэйянское правительство, гоминьдановский Китай и те не могли сравниться с Японией — что же говорить о простых людях. Их я вообще не принимал во внимание.
Кто же все-таки был сильнее, а кто слабее? Многочисленные факты отвечали на этот вопрос, однако я ничего не замечал, пока однажды Ёсиока не проговорился мне. Но даже тогда я понял не все.
Как-то командование Квантунской армии направило меня "провести инспекцию" (такое бывало раз в год) в районе Яньцзи, где в основном жили корейцы. Когда мой поезд прибыл туда, я увидел, что окружен громадным количеством японских жандармов и шестью полками маньчжоугоских солдат. На мой вопрос, что это значит, Ёсиока ответил, что они необходимы для охраны. "Здесь действует армия коммунистов!"
— Как? — удивился я. — В Маньчжоу-Го тоже есть коммунистические войска? Они ведь в Центральном Китае!
— Есть, есть, немного, но есть… — ответил мне Ёсиока и сменил тему разговора.
В другой раз офицер штаба Квантунской армии, докладывая о военном положении, особо отметил одну "победу". В одном из боев был убит вождь антияпонской объединенной армии генерал Ян Цзинъюй. Офицер с радостью говорил, что смерть генерала Яна означает ликвидацию большого бедствия в Маньчжоу-Го. Услышав слова "большое бедствие", я спросил:
— Сколько же таких бандитов в Маньчжоу-Го?
Его ответ был таким же, как у Ёсиоки:
— Есть, есть, немного, но есть.
В 1942 году японские войска решили провести карательные экспедиции в Северном и Центральном Китае. Осуществляя свою политику "трех уничтожений" — все сжечь, всех убить и все захватить, — они опустошили многие районы. Однажды Ёсиока рассказал мне о различных тактиках, например о тактике "железного кольца", "густого гребешка" и т. п., которые применяют японцы в борьбе против коммунистов. Услышав его хвастливые заявления, я спросил:
— Если коммунистов немного, зачем нужна новая тактика?
К моему удивлению, он поднял меня на смех: