Наташа протестовала, писала Михаилу негодующие письма, в которых то и дело проскальзывали упреки. Вот одно из них, датированное 21 января 1911 года: «Дорогой Миша, мне было очень грустно читать твое письмо… Напрасно ты на все, что я тебе говорю, смотришь как на укоры… Последний раз, в моторе, ты меня спросил, во имя чего я порчу наши отношения, на что я тебе скажу, что может быть я выбрала не тот путь (но другого у меня нет). Но вместе с тем то, за что я борюсь, для меня слишком свято и дорого, чтоб я могла равнодушно смотреть, как гибнет наша жизнь и любовь, и как ты создал себе свою собственную, отдельную жизнь и отдельные интересы…
Ты все забываешь, что жизнь проходит, и с ней молодость и пылкая любовь. И первые два или еще не знаю сколько лет ты заставляешь меня жить отдельно от себя и мириться с тем, и равнодушно смотреть, как сам ты живешь отдельной полной жизнью и как приносишь в жертву неизвестно чему всю нашу любовь, все, чем я жила все эти последние годы и в Гатчине, и здесь. Ведь ты себе устроил в Орле такую же жизнь, как и в Гатчине: те же скачки, пикники, охота, только все это с другими женщинами, а я должна сидеть здесь, слышать об этом со всех сторон, и ты еще требуешь, чтоб я никогда не протестовала и мирилась бы как с неизбежным… от многого, многого ты мог бы избавить меня, но по бесхарактерности и лени тебе не хочется…
Ах, не укоряю тебя, неправильно ты думаешь, но все-таки еще пробую бороться за то, что считаю для себя жизнью и правдой, но уже многое ты убил в моей душе, и многое меня перестало к жизни привязывать.
Не думай так, что я сержусь на тебя за письмо, ведь я и в прошлом году много таких получала и знаю им цену… Теперь целую тебя крепко и жду послезавтра. Не сердись также за письмо, я ведь пишу все, что думаю и чувствую. Наташа».
Читать подобные послания от любимой было очень нелегко. Ведь, в сущности, в чем он виноват? Михаил пообещал Николаю не привозить Наталию Сергеевну в Орел, и он должен был сдержать слово, данное своему венценосному брату. Иначе могли возникнуть новые неприятности, непредвиденные осложнения.
Но молодой женщине, покинутой, как ей казалось, всеми, было так горько, больно и страшно, что она не хотела прислушиваться к доводам разума. Она считала, будто Михаил ничего не предпринимает, чтобы изменить создавшееся положение: «Я уже не уверена в том, что являюсь для тебя самым главным в жизни… твой полк, твоя жизнь в Орле и, прежде всего, служба, служба, служба… – вот что самое важное для тебя…»
Прошел месяц, но ее душевное состояние не улучшилось. Порой Наташа понимала, что она очень несправедлива к Михаилу, но ей нужно было высказаться, выплакаться. Тогда на душе становилось хоть чуть-чуть легче. В конце февраля 1911 года она писала: «Я нужна тебе лишь для развлечений и удовольствий…я для тебя – не больше чем игрушка…»
Михаилу было так же тяжело, как и ей, переносить разлуку, но у него просто не было выбора. Он не мог оставить полк и сложить с себя служебные обязанности. Кроме того, он должен был всем своим видом показывать, что ревностно выполняет волю старшего брата. Он сознательно пошел на этот компромисс – ради общего с Наташей будущего.
Наконец, терпение Михаила было вознаграждено, причем – дважды! В мае 1911 года по указанию Николая II Наталии Сергеевне была дана фамилия «Брасова» – по названию имения Михаила Александровича в Орловской губернии. Кроме того, он разрешил ей там поселиться, что раньше строжайше было запрещено.
Это, конечно, оказалось большой уступкой со стороны императора. Ведь Брасово находилось недалеко от Орла, где стоял полк, в котором служил Михаил, и он мог теперь каждые выходные проводить со своей ненаглядной «Наташечкой» и детьми. Недаром великий князь рассыпался в благодарностях брату. Для самой же Наташи это был первый собственный дом, и она полюбила его всей душой.
Брасовское имение стало тем чудным местом, где Михаил Александрович мог укрыть от посторонних – порой любопытных и завистливых взглядов, свою
В самом Брасове находилась почтово-телеграфная контора, церкви, две аптеки, школы…Кстати, во все школы по указанию великого князя бесплатно передавали топливо. А учителя получали жалованье из его личных средств. На его же деньги содержался и сиротский приют, для немощных и калек была открыта богадельня. Когда хозяин приезжал в имение, к нему часто обращались с различными просьбами крестьяне из окрестных деревень. Они знали: великий князь – человек добрый и жалостливый. Он им практически никогда не отказывал.