После Северного похода влияние Гоминьдана распространилось и на Север Китая. Связанные со мной милитаристы один за другим сходили со сцены. Три северо-восточные провинции, на которые я возлагал надежды, капитулировали. В моей резиденции царили уныние и разочарование. Часть цинских ветеранов и прихлебателей всех мастей разбежалась. Рядом со мной, кроме Чжэнь Сяосюя, Ло Чжэньюя и некоторых других, уже почти не оставалось тех, кто бы говорил еще о реставрации. Даже такие, как Чэнь Баошэнь, когда-то часто повторявшие, что "все возвратится к прежнему", теперь уже больше не вспоминали об этом. Их волновал единственный вопрос: как будет относиться новая власть ко мне — последнему императору? Сам я тоже погрузился в печальные размышления, но ненадолго. Не успели снять пятицветный республиканский флаг, как люди снова принялись истреблять друг друга, теперь уже под новым — гоминьдановским — знаменем. Сегодня А и Б объединились против В, а завтра Б и В шли войной на А; все оставалось как прежде. "Единство", достигнутое Чан Кайши, было весьма призрачным, а его власть вопреки ожиданиям оказалась не такой уж прочной. Потерявшие было всякую надежду на возврат к старому люди из моей резиденции вновь предались мечтам о будущем "единстве". Постепенно возродились прежние иллюзии. Всем казалось, что без меня великие дела не могут совершиться. Цинские ветераны и прихлебатели всех мастей снова стали этому вторить, и даже японские советники, каждую неделю докладывавшие мне о политической обстановке, придерживались той же точки зрения. Я назвал свое новое местожительство Тихим садом не потому, что мне хотелось тишины и покоя. Отсюда я мог тихо и спокойно наблюдать за происходящим и выжидать.
Так день за днем, месяц за месяцем я жил в ожидании известий, и они пришли летом 1931 года.
За два месяца до событий 18 сентября мой брат Пу Цзе, который учился в Японии и собирался приехать в Китай на каникулы, вдруг получил письмо из Кагосимы от Ёсиоки — начальника одного из воинских соединений. Ёсиока раньше был офицером японского штаба в Тяньцзине и еженедельно приходил ко мне в резиденцию с докладом о текущих событиях. Он был знаком и с Пу Цзе. В своем письме Ёсиока приглашал Пу Цзе заехать к нему на несколько дней в гости, а потом уже ехать домой, в Китай. Пу Цзе принял приглашение и приехал в Кагосиму, где его радушно приняли майор Ёсиока и его супруга. Перед отъездом Ёсиока имел с Пу Цзе конфиденциальный разговор, во время которого сказал:
— Когда прибудете в Тяньцзинь, сообщите вашему почтенному брату, что Чжан Сюэлян в последнее время ведет себя совершенно неподобающим образом и что, возможно, в скором времени в Маньчжурии что-нибудь произойдет… Прошу императора Сюаньгуна беречь себя, ему предстоят большие дела!
10 июля Пу Цзе приехал в Тяньцзинь и передал мне содержание этого разговора. 29 июля меня посетил один японский аристократ — виконт Мидзуно Кацукуни. На приеме присутствовали Чжэн Сяосюй и Пу Цзе. Гость сделал мне несколько необычный подарок — японский веер, на котором были написаны две строки: "Небо услышит молитвы Гоу Цзяня, всегда найдутся люди, подобные Фань Ли" [53]
.Перед отъездом Пу Цзе в Китай Мидзуно был у него и говорил с ним об этом подарке, поэтому Пу Цзе знал происхождение этих строк и сразу же написал мне об этом. Это произошло в Японии во времена внутренних междоусобиц Южных и Северных династий. Император Годайго, находившийся под контролем сегуната Камакура, пытался свергнуть власть сегуната, но потерпел поражение. Его поймали и сослали в Оки. Во время ссылки один самурай вырезал эти строки на стволе вишневого дерева как тайный намек императору. В дальнейшем этому японскому Гоу Цзяню удалось с помощью группы японских Фань Ли свергнуть сегунат и вернуться в Киото. Это было началом "реставрации Кэмму". Мидзуно рассказал не все. Через неполных три года после возвращения Годайго в столицу появился новый правитель — самурай Асакага Такауци, который вновь изгнал его. Я, конечно, не имел в то время желания изучать японскую историю. Важно, что это был тайный намек от японца. В то время уже стало ясно, что за сильным порывом ветра, ворвавшимся в терем, последует гроза. Обстановка на Северо-Востоке осложнялась с каждым днем. Все последние дни я думал о том, что скоро снова стану императором. В такой момент этот тайный намек — независимо от того, выражал ли он просто личную заботу или был подсказан кем-либо из официальных кругов, — служил для меня сигналом к действию.
В период событий 18 сентября Чжэн Сяосюй сделал некоторые записи в своем дневнике: