Последний император

Участие и забота ко мне со стороны японской миссии воодушевили даже малоизвестных сторонников монархии. Правительство Дуань Цижуя отовсюду получало телеграммы с просьбой восстановить "Льготные условия" в первоначальном виде. Бывшие сановники присылали деньги на мои нужды, некоторые приезжали издалека, чтобы поклониться мне и изложить свои грандиозные планы. Монгольские князья в телеграммах спрашивали временное правительство, каково положение с их собственными "условиями". Правительство поспешило дать ответ, что они по-прежнему сохраняют силу. Подняли головы князья и сановники, отказавшиеся принимать участие в заседаниях Комитета по восстановлению цинского двора. Комитет намеревался произвести учет и разделение имущества дворца. Он состоял из представителей республики: Ли Шицзэна (председатель комитета), И Пэйцзи (представитель от Ван Цзинвэя), Юй Тункуя, Шэнь Цзяньши, Фань Юаньляня, Лу Чжунлиня, Чжан Би — и представителей цинского двора: Шло Ина, Цзай Жуня, Ци Лина, Бао Си и других. Ло Чжэньюя пригласили присутствовать на заседаниях. Шао Ин и другие не только не приняли участия в работе, но и неоднократно заявляли властям о непризнании этой организации. Когда Бао Си позднее вывез из дворца в японскую миссию десять с лишним ящиков добра, Ло Чжэньюй вспылил: "Ведь это все равно что принимать пожертвования из рук разбойников. Если брать, то брать все, а если нет — то ничего!" В действительности у него были свои расчеты: он хотел, чтобы вещи из дворца оказались в таком месте, где он мог бы ими распоряжаться. Тогда я не знал всей подоплеки этого дела и считал, что его упрек справедлив. Что из всего этого получилось дальше, я так и не знаю.

Число появлявшихся в японской миссии старых и молодых приверженцев Цинской династии, которые были почтительны и настойчивы, подавали докладные записки, предлагали секретные донесения с "великими планами расцвета" и разговаривали весьма решительно с правительством, увеличивалось с каждым днем. На китайский Новый год моя маленькая гостиная внезапно оказалась заполненной людьми с косами. Европейское кресло заменяло мне трон. Я сидел лицом к югу, как подобает императору, и принимал поздравления.

Многие приверженцы монархии относились к хозяину миссии с чувством глубокого уважения. В его доброжелательном отношении ко мне они видели надежду или, по крайней мере, получали какое-то моральное удовлетворение. Ван Говэй писал в своем послании: "Японский посланник… не только учитывает прошлую славу Вашего величества, он видит в Вас будущего правителя Китая. Как же могут подданные не радоваться?"

Вскоре после китайского Нового года наступил день моего рождения — мне исполнилось двадцать лет. Я не хотел отмечать эту дату у чужих людей, но хозяин миссии неожиданно для меня настоял на пышном торжестве и предоставил для приема гостей парадный зал, который в день торжества был украшен и устлан великолепными коврами. На кресло, служившее троном, постелили желтую ситцевую подстилку; ширму за креслом оклеили желтой бумагой; слуги надели цинские шапки с красными кистями. Число бывших сановников, приехавших отовсюду — из Тяньцзиня, Шанхая, Гуандуна, Фуцзяни и других мест, перевалило за сотню. Присутствовали также гости из различных миссий. Вместе с князьями и сановниками собралось 500 — 600 человек. Пришлось, как и раньше, писать распорядок празднества и приема поздравлений.

В тот день я надел синий шелковый халат с узорами и куртку из черного сатина. Князья и сановники были одеты так же. В остальном сама церемония мало чем отличалась от дворцовой. Блестящий желтый цвет, косы, троекратное коленопреклонение с девятью земными поклонами причиняли мне большие страдания и вызывали щемящую сердце тоску. После окончания церемонии под впечатлением происходившего я обратился к присутствующим с речью. Она была опубликована — правда, с искажениями — в одной из шанхайских газет. Привожу отрывок из нее, который в целом точен:

"Так как мне всего лишь двадцать лет, было бы неверным отмечать мое долголетие, и я, будучи гостем под чужой крышей, при нынешних трудностях не намеревался отмечать эту дату. Но поскольку вы прибыли сюда, проделав большой путь, я хотел воспользоваться случаем повидать вас и поговорить с вами. Мне хорошо известно, что в современном мире императоры не могут больше существовать, и я решил не рисковать и не быть исключением. Моя жизнь в самом дворце мало отличалась от жизни заключенного, и я постоянно ощущал, что мне недостает свободы. Я долго надеялся, что поеду учиться за границу, усердно изучал для этого английский язык, но на моем пути оказалось слишком много препятствий.