Последний интегратор

Карапчевский опять замолчал.

— Что значит «бледная поганка»? — спросил Гуров у меня.

— Грибы, — тихо сказал я.

— Головастый у вас ассистент, Александр Дмитриевич, — сказал Гуров. — Грибы. Ядовитые грибы.

— Да это так говорят всякие!.. — воскликнул я. — Всякие глупые авзаны.

— А что говорят умные авзаны? — спросил Гуров.

— Умные нормально относятся. Вот Александр Дмитриевич! И наш Интком…

Тут я вспомнил, сколько было сотрудников в нашем Инткоме. Мне стало стыдно.

— Закончились умные люди, — сказал Гуров. — А глупых сколько?

Я бы мог назвать многих: все чиновники, Игнат — но вслух ничего не сказал.

— Вы хотите дать кхандам равные права, — обратился Гуров к Карапчевскому. — И вы считаете это благодеянием. Спросите у нас…

— Спросить у вас, нужны ли они вам, — перебил его Карапчевский. — Уже слышал — не нужны.

— Спросите у нас, — сказал Гуров, — хотим ли мы дать авзанам равные права.

Такому повороту даже Карапчевский удивился.

— Какие права вы можете дать? — спросил Карапчевский.

— Право на владение землёй, — сказал Гуров. — Кто настоящий хозяин Туганска? Авзаны или кханды?

— Я хочу, чтобы все были хозяевами.

— Нет. Сначала поймите, кто был первым хозяином, а кто был вором. Туганск построен не на пустом месте.

— Я не спорю. Мы пытались пробить новый учебник истории. В Первой гимназии по нему учились. Раньше.

— Я знаю, что был древний город кхандов, — вмешался я. — Его сожгли авзаны четыреста лет назад. И название Туганск — от кхандского слова.

— Какого? — спросил Гуров.

— Кажется, «земля».

— Земля. И хозяином этой земли тысячи лет были кханды. Верните кхандам их землю. А мы разрешим вам на ней жить. Как хозяева — гостям.

— Это бессмыслица, — сказал Карапчевский. — Я говорю о чём-то реальном.

— Реальное. Вот ещё одно ваше слово. Вы сожгли наш город. И ещё много других наших городов сожгли, разрушили, разграбили. Теперь и следа не осталось. Пришли на нашу землю. Каждый год празднуете великий праздник. Как он называется?

— День первых переселенцев, — сказал я.

— День первых переселенцев. День первых захватчиков. День угнетения кхандов. День уничтожения кхандов. Славный праздник. Вы пользовались нашей землёй. Пришло время платить за аренду.

— Разве аренда — это не наше слово? — сказал Карапчевский.

Гуров налил чай в чашку Карапчевского.

— Садитесь, Александр Дмитриевич. Вы стоите, а мы сидим.

Карапчевский сел и взял чашку.

— Я говорю о будущем, а вы о прошлом, — снова начал он.

— Для кхандов нет разницы между будущим и прошлым. В прошлом наши дома горели. И сейчас они горят.

— Этим летом мы вам опять поможем бороться с пожарами. Вот Иван, наверное, согласится.

— Конечно, — сказал я.

— Умные авзаны помогут бороться, — сказал Гуров. — Но глупых авзанов больше.

— Спасибо за угощение, Семён Кириллович, — сказал он. — Если вы не против, я поговорю с другими кхандами.

— Поговорите, — сказал Гуров.

— Только я хочу поговорить с ними без вас.

— Поговорите без меня.

Мы с Карапчевским засобирались. Гуров открыл дверь в заднюю комнату. Там в коридоре уже стояли ботинки. Ботинки и носки были чистые и сухие. Опять я чувствовал себя глупо в этом доме.

— Спасибо, — сказал я. — Не надо было…

— Это несложно, — сказал Гуров.

Когда я снимал куртку с крючка, то случайно уронил её. Я поднял её за полы, и из внутреннего кармана вывалился ялк. Он глухо стукнулся о ковёр. Гуров склонился раньше меня и поднял его пальцами, как что-то хрупкое. Гуров внимательно осмотрел его со всех сторон.

— Хорошая работа, — сказал он. — Такую вещь надо беречь. Она всегда может пригодиться.

Он отдал мне ялк. Я засунул его во внутренний карман и застегнул на кармане пуговицу. Карапчевский смотрел с недоумением.

Гуров пошёл нас проводить. Скоро мы снова оказались у забора, где так же лежал чёрный пёс. Пёс поднялся нам навстречу.

— Красавец какой, — сказал я. — А как его зовут?

— Ему имя не нужно, — сказал Гуров. — Он и так придёт. Когда понадобится.

Безымянный пёс широко зевнул, показав ярко-алый язык и белые зубы.

— Приходите ещё, Иван, — сказал Гуров. — С Александром Дмитриевичем или один. Мы все будем рады.

* * *

Улица была не так пустынна, как раньше. Кханды поодиночке или группами шли нам навстречу, сидели на скамейках. Они кивали нам или произносили негромкие приветствия. Мы отвечали тем же.

По мосту над нами пробежала стайка разновозрастных детей. Мне захотелось посмотреть на Острова с высоты, и я спросил:

— Может, пройдём по мосту?

— В другой раз, — ответил Карапчевский.

Разговор с Гуровым сильно утомил его. Я же отдохнул у Гурова после часовой ходьбы и теперь был готов шагать хоть целый день. Тем более в чистых носках.

Мы остановились у другого заметного здания на самой окраине кхандского поселения. Оно больше росло не ввысь, а вширь, как бы распласталось по земле, но и здесь было несколько надстроек. Рядом стояло около двадцати кхандов, которые даже по кхандским меркам выглядели довольно сурово.

Двое или трое увидели Карапчевского и ушли. Остальные с интересом глядели на нас. Карапчевский со всеми поздоровался.

— Как у вас дела, Осип Степанович? — спросил Карапчевский у одного из них, самого сурового.