Последний Инженер

Армии негде было развернуться. Она должна была действовать в условиях тяжелых ограничений и стараться не причинять вреда городу и людям, в то время как меха не были связаны ничем и не особо смущались потерями в собственных рядах.

В то время, как Дюк, глядя в окно «Колосса», размышлял о тактиках и стратегиях, пытаясь понять, как можно разом вымести всю эту нечисть, в западных районах, где меньше всего оказалось меха, большой отряд тяжелой пехоты одержал первую победу.

Экипированные в экзоскелеты, под прикрытием четырех «Вулканов», растянувших поперек улиц жутко колыхающееся синее поле, пехотинцы зачистили Варварцы и остановились, обеспечивая эвакуацию мирных жителей.

Победа воодушевила. Быстрыми темпами принялись формироваться аналогичные группы, и вскоре их стало двенадцать, и каждая отправилась на подмогу полиции и «Шершням».

Дюк об этом не знал, но увидел моментальное изменение: меха, будто повинуясь одному голосу, вдруг прекратили возню с бездомными и взрывчаткой и принялись то собираться вместе, то перестраиваться и растягиваться в цепи.

– Шахматная зачистка, – сказал Карага, увидев эту рокировку. – Шахматную доску видел? Вот представь, что на город сверху наложена сетка с этой доски. Где бы ты ни оказался, ты будешь находиться в контролируемой клетке. Тактика без тылов и флангов.

Непонятно было, с восхищением он говорит или с грустью. Его уставшие глаза были почти неподвижны, только зрачок пульсировал, то расширяясь, то сужаясь.

Кенни тоже смотрел в окно. Он собрал свои безделушки обратно в рюкзак и недовольно морщился каждый раз, когда видел разрушенное здание. Очереди из бездомных, вывозимых куда-то в автобусах, ему тоже не понравились.

Он задумался, наклонив голову.

– Эй, Кенни, – негромко сказал Карага, – Кеннет.

– Отвали.

– У меня к тебе вопрос. Лично к тебе.

Кенни не удержался от соблазна проявить себя личностью.

– Давай вопрос, – согласился он. – Если я захочу, то отвечу.

– Хорошо.

– Насколько ты реконструирован?

Дюк, с вниманием ожидавший вопроса, отвернулся и снова уставился в окно.

Вместо ответа Кенни подвернул обрезанный рукав своего свитера так, чтобы показать плечо. Грубо сработанные клепки прикрепляли его руку к телу. Под клепками широкой белой полосой расходился рваный белый шрам.

– Обе?

Кенни кивнул, приподнял голову и показал шею, тоже разделенную шрамом напополам.

– Руки мне оторвали, – с непонятной гордостью ответил он, – хотели и голову тоже.

– Хобби?

– Хобби, – Кенни отвечал нехотя, но не выказывал раздражения. – Это женщина была. Она меня воспитывала. Я ее не слушался. У нее много было таких детей. Все купленные. Дети – очень плохо. Из-за них нормальным людям жить негде. – Он с наслаждением повторял когда-то слышанные фразы. – Дети – плохо, из-за них нормальным людям еды не хватает.

– Зачем она вас тогда покупала? – спросил заинтересовавшийся Дюк.

– Нормальная женщина должна быть матерью, – с радостью отозвался Кенни, – это ее священный долг и обязанность.

Продукт смешения социальных страхов и пропаганды, подумал Карага. Ужас перед размножением, принуждение к нему…

– Еще вопрос?..

– Нет, – отрезал Кенни, вдруг спохватившись, и Караге так и не удалось спросить, кто же вытащил его из-под «родительской» опеки и сумел спасти, реконструировав поврежденные части.

Кенни умолк. Приближались древние Врата, украшавшие вход в заброшенный парк, сработанные из чего-то, похожего на медь, и даже позеленевшие.

Ему не захотелось раскрываться дальше, а дальше, за воспоминаниями о «матери», хранились воспоминания другого порядка, слишком личные для того, чтобы их обсуждать.

Рисунок на Вратах: змеи, раскрывшие пасти над хрупкими чашечками цветов, становился выпуклым, разрастался. Водитель-меха отпустил руль. «Колосс» покатился сам, сам прошел сквозь Врата, и на несколько долгих мгновений все пассажиры перемешались: торс и бедра худого тела Кенни вошли в грудную клетку Караги, пальцы и ноги Дюка соединились с согнутой спиной меха, и каждый увидел воочию сплетение биометаллических тканей, кровавых пузырей, подрагивающих мышц и костных соединений.

Распахнутая змеиная пасть показала розово-желтую изнанку и проглотила их, а выплюнула далеко за городом, под прикрытие скудного хвойного леса. Запахло землей, вывернутым наизнанку мхом и влажным ароматом потревоженной грибницы.

На поляне перед «Колоссом» работали несколько десятков меха. Все они были заняты восстановлением старого здания, от которого остались только отсыревшая бетонная коробка и плоская крыша с заусенцами проржавевшей арматуры.

Здание, давно ушедшее под землю, теперь из нее восставало. Показались и оконные проемы, и двери, и даже наклоненная лестница, неизвестно как попавшая наружу.

Над дверью висела грязная табличка, на которой, благодаря кому-то, кто удосужился пройтись по ней рукавом, можно было разобрать: «Реконструкционная лаборатория-клиника “Брианна”.

Первым из машины вытащили Дюка, и его тут же вывернуло. Жуткое перемещение из центра города на заброшенную окраину отозвалось в нем не только тошнотой. В голове звенела чернота, перед глазами плыли зеленые круги.