Я выставил графин самодельного вина - из черной смородины. Володя «поправил голову», сверкнул карими глазами.
- Иди к Свиридову - должность даст. Министр!.. Должности у него, как пятаки у нас в кармане.
Наливал стакан за стаканом - пил.
- Иди, говорю. Не мешкай. Завтра же!
- Я сотрудничаю в журнале «Человек и закон», судебные очерки печатаю. Там и редактор - милый человек - Сергей Высоцкий.
- Нашел милого человека,- «шнобель»!
- Никакой он не еврей! - вступился я за Высоцкого.- Я его здесь, в Семхозе, хочу поселить. Вполне приличный человек!
- «Шнобель»! - вновь отрезал Фирсов.- А если «шнобель», значит такой же, как все эти…
Язык у него начинал заплетаться. Я решил не спорить. Сказал:
- Хорошо, Володя. К Свиридову я зайду. Спасибо за рекомендацию.
- Да, старик, иди, проси должность. В издательствах прорва «шнобелей», трудно дышать. Меня не печатают, а если возьмут, то все лучшие стихи выбрасывают, оставляют безделки. Может, в издательстве редакцию тебе даст, а то и того выше - заместителем главного назначит. Он же министр! Все может.
Фирсов пил, пока не увидел дно графина. Вновь и вновь меня тревожило это обстоятельство: пьют наши ребята! Природа такой большой талант парню отвалила, а он его заливает спиртным. И вот ведь что страшно: никто из них, зашибающих уже сильно, не видит опасности в своем пристрастии. Пробовал я говорить и с Шевцовым, и с Фирсовым - отмахиваются, как от назойливой мухи: «Ах, пустяки! Брось нагнетать страхи!»
Проводил Володю до дома. Людмила и ее мать, завидев нас, всплеснули руками.
Я чувствовал себя виноватым.
Госкомиздат России помещался вблизи Никитских ворот, на улице Качалова, тут же рядом церковь Святого Вознесения, где венчался с Натальей Гончаровой Пушкин.
В кабинет председателя вели дворцовые двухстворчатые двери, украшенные золотыми вензелями, старинными сияющими ручками.
Кабинет был огромный, как и у всякого министра,- хозяин его при появлении посетителя не поднимал головы, а ждал, когда тот приблизится к его столу. Еще при встрече у Фирсова заметил, что Свиридов туговат на левое ухо и потому предусмотрительно зашел с правой стороны, сдержанно поздоровался.
- Садитесь,- сказал Свиридов, не подавая руки.
Приземист, сутуловат, с красивой шевелюрой волнистых волос. Выглядел молодо. Отстранил на столе бумаги, откинулся на спинку кресла.
- Ну, как на свободе? Не скучновато?
- Поэт Алексей Марков, никогда нигде не служивший, говорит: самый несвободный человек - это свободный человек.
- Марков скажет. Горазд на хлесткое словечко.
Хозяин кабинета помолчал, тронул для порядка бумаги. Неожиданно сказал:
- Вы в Литературном институте учились, наверное, знаете многих литераторов?
- Не сказал бы, что многих, но кое-кого…
- Мы сейчас новое издательство создаем - «Современник». Важно подобрать туда серьезных людей. Вот… Юрий Панкратов. На курсе с Фирсовым учился, вы должны знать его.
- Давно мы учились, люди меняются. Раньше его «Литературка» до небес возносила, потом бросила. Чем-то не потрафил.
- Когда поднимали его, во времена Кочетова?
- Да нет, уж при Чаковском.
- Чем же он не угодил Чаковскому?
- Панкратов Пастернаку молился, на даче у него дневал и ночевал - тогда его поднимали, а тут вдруг бросил учителя, разошелся с ним. Ну, тут его и кинули в колодец. Ни слова доброго о нем.
- Да, похоже на то. Он, говорят, поначалу все черным цветом мазал.
- Было такое. Вот как он Россию в то время представлял:
Трава зеленая,
Небо синее,
На воротах надпись:
«Страна-керосиния».
- Вот, вот… Такой-то Чаковскому подходил.
Говорит басовитым, нутряным голосом. В глаза собеседнику долго не смотрит. Я во время своей корреспондентской службы вырабатывал способность смотреть в глаза собеседнику. Ценил и завидовал тем, кто способностью этой обладает в высокой степени. Свиридов долго в глаза не смотрел и в одной позе не сидел - то отклонится в угол кресла, то подвинется к столу. Однако говорил умно и дело свое, видимо, знал хорошо.
- Ну, так как - станете рекомендовать его в новое издательство на редакцию поэзии?
- С ходу так - не могу. Если позволите, спрошу у верных людей, тогда и вам доложу.
- Да, да, я вас попрошу об этом. И вот еще - Валентин Сорокин. Этот нас особенно интересует.
- Сорокина я знал еще по Челябинску,- тогда он на металлургическом заводе работал машинистом подъемного крана.
- Крановщиком?.. Не металлургом?
- В мартеновском цехе крановщик - тоже будто бы металлург.
- Именно: будто бы - буркнул Свиридов, видимо, недовольный теми, кто неточно ему доложил.- Я вот тоже… артиллеристом мог бы назваться, а я был химиком в дивизионе «катюш».
Свиридов после нашей продолжительной и вполне доверительной беседы предложил мне зайти к Карелину.
- Побеседуйте еще с ним,- сказал Николай Васильевич.
Со второго этажа я спустился на первый. Здесь, в конце правого крыла здания, располагался издательский главк - Рос-издат. В небольшом кабинете сидел главный редактор всех издательств России Петр Александрович Карелин или ПАК,- так его сокращенно называли в Комитете.