Последний из миннезингеров (сборник)

И все это вписывает «в культурную тенденцию» так называемая интеллигенция.

…ас народом все точно то же самое. Каждый в отдельности стесняется быть самим собой. Это у нас в генах. Природная стыдливость тоже в генах. Путать не надо. Стыд, род – это… не берусь сказать, когда возникло и когда уйдет. А вот унифицированность – плод сравнительно недавнего прошлого.

Для народа хорошо – не всегда благо. Если разобраться, простому человеку обезличенным быть и легче, и проще, и комфортнее. А если начать всех и каждого призывать к ответственности за прошлое и настоящее – это ничего, кроме раздражения и озлобления, не вызовет. А ведь есть за что. Есть. Ненавижу социализм. Главное – за обманутых нравственно и сбитых с толку людей ненавижу. А вот героев революции – уважаю. Они – народ. Только их всех убили. В прямом смысле и физически.

Вот. Собрался о народе писать, а понесло не в ту степь. Или в ту? Народ – не то, что он есть, а та идея, которую он несет. Идея эта воплощается в управителях государством нашим. И можно сколько угодно говорить о нравственности родителей, но если у их ребенка врожденный сифилис – это говорит само за себя.

Говорить о том, что правители эти народ не любят – опять неправильно. Это сам себя народ не любит. Сам себя народ изживает. Если хотите, декадентства в простом современном мужике (любом!) больше, чем в Мережковском и Гиппиус вместе взятых и помноженных на брюсовских гуннов. И это «возвращение к древнему, вечному, никогда не умиравшему…» Каждый спит и видит, как героически сражается за правое дело. А проснувшись, создает для этого поступка все большую и большую мотивацию.

Все то же самое говорю про себя. Значит, я – часть народная? Нет. Никогда у меня не было этого чувства и не будет. И не будет ни у кого. Нет народа. Есть типы духовные. Есть типы душевные. Есть типы психические. И есть типы психологические. И есть точки их пересечения – исторические моменты, заранее спланированные или спонтанно возникающие. Все остальное – «тенденция».

Общая культура и общее творчество, важность образования и неважность образованности, интеллигенция и народ, интеллигенция из народа, декадентство и матерщина, сублимация и творение, рукотворное и высшей природы…

Самый здравомыслящий человек – тот, кто, понимая все это, так или иначе, не опускает руку. Дальше – я – здравомыслящий?

ВЕДУЩИЙ

– Так что произошло потом?

– Да там много чего произошло после стихотворения этого. Какая-то метафизика просто. Я вам про бабку расскажу.

– Про пожилую женщину лучше.

– Да-да. Так вот: у этой женщины шизофрения и обострение. У нее это с молодости, но раньше как-то не на виду было. А годов с пятидесяти – того, концерты. Тема выступлений одна: какие хорошие были вожди прошлого и как всё теперь плохо. Вот и в тот раз. Он дочитал… Бабка… пожилая женщина воздух в легкие набрала и запела: «Вставай, проклятьем заклейменный…» Эх, этот мотив сейчас не нов в мире голодных и рабов. А потом – соло: «Рабы! Рабы! Ибо нет того, кому действительно нужно кланяться – великого человека! Великий человек! Великий человек! Где ты? Или прошло время настоящих партий и некнижных героев. За Родину! Я ведь за Родину говорю вам, люди! Люди! Или не видите вы, как шатается этот дряхлый век, как странно и страшно началось это тысячелетие, какие страшные беды оно сулит нам! Нам – рабам до мозга своих иссохших костей…»

– Вот так дословно…

– Нет, конечно. Но стиль и композицию, как говорится, сохраняю. Журналист все-таки в прошлом.

– А она?

– Ой, спросили. Пенсионерка.

– Складно у нас пенсионеры говорят.

– Да. А потом она закричала что-то и вовсе нечленораздельное, грохнулась на асфальт и забилась в припадке.

– А очки не разбила?

– Какие очки?

– Минуточку-минуточку. Мне сказали, что женщина была в темных очках…

– Другая женщина. Одновременно с этой. Я не видела – рассказывали. Это в другом конце площади происходило. Та бабушка – бывший медработник. Она сама по себе очень любопытная и слышит плохо. А его с детства знает. Он вот когда стихи читать начал, бабушка эта все расслышать и рассмотреть не могла, что на трибуне происходит. И все к этой трибуне приближалась так тихонечко, приближалась…

– И упала.

– Да. Сердечный приступ. У самых ступенек упала.

– Померла?

– Нет. Откачали – откололи.

– Ив тот момент, когда она упала на асфальт…

– Раздался выстрел в сквере у скамейки.

– Как он себя вел после выступления?

– Как? Обычно. Отошел от микрофона… Который, кстати, и не работал, по-моему. Встал в общую шеренгу выступающих. А потом… Я как-то упустил из виду. Думаю, вместе со всеми спустился с трибуны, когда началась эта катавасия. Сошел вниз по ступенькам и смешался с толпой…

АНДЕГРАУНД

– Здравствуйте, ребята.

– Здар-рова…

– А где можно найти такого-то?

– А вона на скамейке, с другими волосатиками.

– Чего делают?

– А ПЕСТНИ свои па-ают дурацике. А ты хто, мент?

– Я тебе сейчас такого мента втюхаю…

– Ай-ай-ай-а!..