Последний из могикан

- Неужели? — сказал Хейворд, наклоняясь вперед и понижая голос почти до шепота. — Сознаюсь, у меня тоже явились некоторые сомнения. Правда, я старался скрыть их и притворялся спокойным, но я делал это, только чтобы успокоить моих спутниц. Потому-то я не позволил индейцу идти впереди, а заставил его следовать за нами.

- С первого же взгляда видно, что это обманщик, — сказал охотник. — Вон этот вороватый минг прислонился к стволу молодого клена; правая нога мошенника приходится на одной линии со стволом... — Соколиный Глаз многозначительно взглянул на свою винтовку. — Я могу попасть в него между щиколоткой и коленом, и после этого он по крайней мере на месяц лишится возможности двигаться. Подойти ближе нельзя: хитрая тварь заподозрит меня и кинется в кусты, как испуганный олень.

- Нет, нет, это не годится. Может быть, он ни в чем не виноват, и мне не хочется, чтобы вы ранили его. Хотя, если бы я вполне удостоверился, что он предатель...

- Ну, в этом нечего сомневаться: ирокез всегда готов изменить и обмануть, — сказал Соколиный Глаз. Говоря это, он вскинул винтовку и навел ее дуло на Магуа.

- Погодите, — остановил его Дункан, — не стреляйте. Придумайте какой-нибудь другой способ от него избавиться, хотя я имею основание предполагать, что краснокожий обманул меня.

Соколиный Глаз отказался от намерения перебить ногу индейцу-скороходу; он на минуту задумался, потом сделал рукой знак своим друзьям-могиканам, которые тотчас же подошли к нему. Все трое заговорили на делаварском наречии. На их лицах было серьезное выражение, и они сосредоточенно и тихо совещались о чем-то. Судя по движениям рук белого охотника, который часто указывал в сторону поднимавшегося над кустами молодого деревца, он, очевидно, говорил о предателе. Его товарищи скоро сообразили, чего он от них желает, и, отложив свои ружья, исчезли в чаще. Один пошел направо, другой — налево. Они прятались в чаще и скользили в кустах совершенно бесшумно.

- Теперь вернитесь к вашим спутницам, — обращаясь к майору, сказал Соколиный Глаз, — и заговорите с индейцем. Могикане схватят его, не попортив даже его раскраски.

- Нет, — гордо ответил Дункан,— я сам хочу его схватить.

- Ну скажите, что сделаете вы, сидя на лошади, когда вашим противником окажется индеец, скользящий среди кустов?

- Я сойду с коня.

- А вы думаете, что, увидав, как вы освобождаете из стремян одну ногу, он будет стоять терпеливо и дожидаться, чтобы освободилась и вторая? Всякий, кто вступает в эти леса и собирается иметь дело с туземцами, должен перенять обычаи индейцев, если желает удачи... Итак, вперед. Поговорите с этим злодеем и сделайте вид, будто вы считаете его верным другом.

Предложение разведчика было не по душе Хейворду, но он решил подчиниться, так как с каждой минутой в нем усиливалось сознание опасности. Солнце исчезло, и сгустившиеся тени придавали лесу мрачный вид. Очертания деревьев расплывались, и тьма ясно напоминала Дункану, что приближались часы, в которые дикари совершали свои самые кровавые деяния — деяния мести или вражды. Эти опасения заставили Хейворда расстаться с Соколиным Глазом. Разведчик немедленно завязал очень оживленный и громкий разговор с певцом, который так бесцеремонно присоединился к маленькому обществу. Проезжая мимо молодых девушек, Дункан бросил им несколько ободряющих слов и с удовольствием заметил, что они бодры, несмотря на усталость, и что остановка не встревожила их. Сказав Коре и Алисе, что ему нужно переговорить с индейцем о дальнейшей дороге, Хейворд пришпорил своего коня и снова натянул поводья, когда благородное животное очутилось в нескольких ярдах от Магуа, все еще стоявшего подле дерева.

- Вот, Магуа, ты сам видишь, — начал Хейворд, стараясь говорить спокойным и дружеским тоном, — наступает ночь, а до форта Уильям-Генри не ближе, чем было, когда при восходе солнца мы выходили из лагеря генерала Вэбба. Ты сбился с дороги, да и я оплошал. К счастью, мы столкнулись с охотником — слышишь, он разговаривает с певцом, — с охотником, который хорошо знает все оленьи тропы, все дорожки глухого леса и обещает проводить нас в такое место, где мы в безопасности отдохнем до следующего утра.

Блестящие глаза индейца впились в лицо Хейворда, и он спросил на ломаном английском языке:

- Он один?

- Один? — с легким колебанием повторил Дункан, с трудом заставляя себя сказать неправду. — О, не совсем один, Магуа: ведь с ним мы, его спутники!

- В таком случае, Хитрая Лисица уходит, — произнес индеец и хладнокровно поднял с земли свою сумку. — С бледнолицыми останутся только люди их племени.

- Хитрая Лисица уходит? Но кого ты называешь Хитрой Лисицей, Магуа?

- Это имя дали Магуа его канадские отцы, — ответил скороход, и по его лицу было заметно, что он гордится данным ему прозвищем. — Для Хитрой Лисицы, когда Мунро ждет его, ночь равняется дню.

- А что скажет Лисица начальнику форта Уильям-Генри, когда старик спросит его о своих дочерях? Осмелится ли он объяснить начальнику, что его дочери остались без проводника, хотя Магуа обещал охранять их?