Последний из Рода

Я не стал заканчивать. Ни к чему ей знать, что не смогу я тот трюк повторить, Огнь призвать. Умру. А наемник поможет, если что. Вдвоем-то сумеем Нару защитить. И, в случае чего, он защитит ее от меня… Вдвоем с ней я не пойду.

— Тиан!

— Нет, Нара. Я так решил. — Резко. Зло. Бескомпромиссно. — Либо мы идем втроем. Либо вдвоем — я и Кольд. Тебе в Приграничье делать нечего.

Она надулась, как мышь на крупу, но возражать перестала. Кажется, поняла, что исчерпала мое терпение. Я позволил ей на меня накричать, позволил оскорблять, бить, стерпел истерику бабскую, но я все же — не ангел Единого. Хватит. Всему есть предел.

— Пойдем. — Я схватил сумку, надел перевязь с ножнами. — Ты, Нара, собирайся, а мы с Кольдом пока завтрак закажем. Ты только недолго, идти нужно, а то солнце давно встало, проспали мы…

Она буркнула что-то в ответ…

Кажется, я вновь впал в немилость…

Нара спустилась, когда мы с Кольдом уже позавтракали. Ее порция остыла: я рискнул заказать ей то же, что ели мы — горячую кашу, обильно политую сиропом сладким. Это я вспомнил, как она на торжище сластями любовалась: решил подлизаться.

Нара молча съела кашу, даже не поблагодарив. Ни на меня, ни на Кольда она старалась не смотреть. Это молчание начинало меня раздражать. Я был благодарен, когда Кольд сломал его, спросив:

— Эльфийская?

— Что? — недовольно уточнила Нара, неохотно отставляя чашку сладкого чая, в которую до этого пускала пузыри.

— Гитара эльфийская, спрашиваю? — повторил наемник.

— Да, — ответила она неохотно.

— Видно, работа мастерская… — признал он, цокая языком. — Сто лет такой не видел. Говорят, только у Ринэ такая. Но он-то — феечье отродье, ему свои подарили. А чужакам редко их изделия в руки даются. Видно и правда, Менестрель — ты.

— А ты играешь? — жадно спросила Нара, забыв про все свои подозрения.

— Я — псховитянин! — оскорбился Кольд. — Разве ж бывают псховитяне, не способные взять пару нот! Дай-ка мне…

Вновь подозрительность вернулась на лицо Нары. Она ревниво глянула на Кольда, будто он не гитару подержать попросил, а ночь с ним провести…

Но дала. Неохотно. Едва не уронив инструмент. Дала.

Он устроился поудобней, пробежался кончиками пальцев по грифу, лаская, словно женщину. Да, для Нары инструмент был ребенком, для Кольда же — возлюбленной…

— Тряхнуть что ль стариной? — спросил он в пространство между мной и Нарой, непонятно к кому обращаясь и обращаясь ли вообще. — Давненько я не играл… Все в заботах, в дороге, в крови…

И он заиграл… Не как Нара — хуже… Хуже, иначе, жестче. Он фальшивил: пальцы, загрубевшие, никак не могли справиться со струнами…

Он морщился, но продолжал играть.

Разнузданный, натянуто-веселый, расхлестанный мотив. И голос: глубокий, но срывающийся. Хрипло-рокочущий….

Под дождями плачет желтых лип конвой.
Где же ты, удача, что стряслось с тобой?
Вслед каким знаменам
Ты летишь в зеленом
С непокрытой головой?

Так пейте же, враги мои — триумф да будет прост!
Последний мост
Сожжен и возведен не мной.
Я вам прощаю этот тост,
Заздравный тост,
И горький дым победы…

Так пейте же, друзья мои, вино — свидетель уз.
Мой кубок пуст.
Я больше не союзник вам.
Случайных клятв тяжелый груз,
Тяжелый груз
Пора оставить в прошлом.

Потемневший обод брачного кольца.
Отпускает повод всадник без лица.
Битвы и обеты —
Битые валеты,
Слишком хрупкие сердца.

Мы выпьем этот кубок двое — я и брат-октябрь.
Под шум дождя,
По седине увядших трав
Он мне вернет свой лучший дар,
Свой лучший дар —
Небьющееся сердце.[13]

А потом резко ударил по струнам в последний раз и протянул гитару Наре, держа ее, словно ядовитую змею.

— Разучился совсем, — пояснил он. — Самому противно стало. Вот закончится… Вот закончится контракт пописанный на зиму, вернусь в Псхов. Осяду.

Я кивнул, хотя чувствовал: не фальшивые ноты разозлили наемника, не они — точно. Что-то было в этой песне, какой-то налет холодной чуждости… И было личное. Глубоко личное. Что-то эта песня значила для Кольда.

Нара

Я с трудом давилась холодной приторной кашей. Ругаться не хотелось, объяснять, почему я такое не ем, тоже. Догадался б лучше спросить, что я вчера заказывала, да попросил бы повторить. Эх!