Последний из рыцарей

Он был безутешен, и все слова были бессильны перед его горем. Душевная боль должна была утихнуть сама, это испытание, через которое проходит каждый.

— Однако похоронить ее следует под ее настоящим именем — Бронислава, — решил Тристан. — Как жаль, что мы не успели пожениться и дать имя Марининому ребенку!

Виллему не спускала с него серьезных глаз.

— Ты вернулся к исходной точке, Тристан, — сказала она. — Тебе следует жениться на Марине.

— Нет! — быстро возразил он. — Не могу!

— Мне кажется, ты еще не понял, что у тебя возникнут трудности с твоими наследниками, — резко сказала Виллему. — Ты завещал Габриэльсхюс Марине, но теперь у твоего имения есть еще и законный наследник…

Ульвхедин уже спустился вниз. Тристан глубоко вздохнул: и в самом деле, у него был не один наследник, а несколько. Ульвхедин, новорожденная дочь Марины и маленький Йон, его внук, сын Ульвхедина!

«Боже праведный, — в смятении думал Тристан. — Оказывается, у меня есть не только сын, но и внук. Я уже дедушка! В тридцать шесть лет!» Он провел рукой по лбу.

— Я не в состоянии сейчас думать об этом. Давайте сядем за стол.

По желанию Тристана, герцогиню Брониславу Ризенштейн отпевали в маленькой церкви Габриэльсхюса. На похоронах присутствовала королева Шарлотта Амалия в сопровождении многих придворных из Копенгагена. Они помнили герцогиню как бессловесную тень при муже. Только королева и еще, конечно, Тристан знали о благородстве ее души и о ее страданиях. Одинокая, в чужой стране, больная, с неверным мужем. Королева обрадовалась, узнав, что последние дни герцогини были озарены радостью и надеждой.

Похороны были специально назначены на то время, пока Марина еще лежала в постели, хотя девочка уже знала, что мать умерла. Взрослые хотели избавить Марину от этой тягостной церемонии.

Посовещавшись со своими слугами, Тристан нашел для Марины подругу, смышленую молодую девушку из деревни. Он не хотел приглашать в Габриэльсхюс кого-нибудь из манерных придворных дам. Он считал, что Марине будет полезно общество жизнерадостной и рассудительной девушки простого звания. Марина постепенно оттаивала в обществе сверстницы. Она могла говорить с новой подругой и о своем горе, и о своих мечтах, которые у нее были, как и у всякой юной девушки. Дружба Беттины, так звали Маринину подругу, словно целебный бальзам, врачевала ее израненную душу.

Ребенка, или, как все говорили, сестричку, Марина еще не видела. Время для этого пока не пришло.

Убедившись, что Марина находится в надежных руках, Тристан уехал со своими родственниками в Копенгаген, чтобы помочь коменданту дворца раскрыть заговор против короля. Об этом его настойчиво просил сам комендант: эти странные Люди Льда могли сослужить хорошую службу — Доминик с его даром ясновидения и свирепый на вид Ульвхедин с его даром внушения. Может, Ульвхедин сумеет так напугать поборников, что они сами разоблачат свой тайный орден? Виллему комендант считал неизбежным приложением, не взять ее с собой было невозможно. Комендант не верил в ее способности, потому что не видел Виллему в действии. Но она была красива, на нее было приятно смотреть, и, как большинство мужчин, он считал, что это уже кое-что. Самое большее, на что годились женщины, это быть украшением общества, считал комендант.

Виллему случайно услыхала, как он отпустил замечание в этом духе, и пришла в ярость: она ему покажет украшение! Он еще пожалеет о своих словах!

Но когда они уже расположились в королевском дворце в отведенных для них покоях и Виллему узнала побольше об этих поборниках, ее решимость сильно поколебалась. Ей даже захотелось забрать Доминика и уехать прочь. Поборники не останавливались ни перед чем и фанатично верили в то, что Дания должна снова принадлежать ее доисторическим обитателям, болотным жителям. Они были готовы безжалостно убирать с дороги всех, кто станет защищать короля.

— Но чего же они ждут? — спросил Доминик своих сообщников, когда они собрались в покоях доктора во дворце.

— Думаю, они ждут Вальпургиевой ночи, — ответил доктор. — В эту ночь в языческие времена отмечались крупные культовые праздники весны и плодородия. Приносились человеческие жертвы. Позже эту ночь связывали уже только с ведьмами и колдовством. Я уверен, что они решили нанести удар именно в Вальпургиеву ночь.

— То есть тридцатого апреля, — задумчиво сказал Тристан. — Ночь на первое мая. Что ж, ждать осталось недолго.

— Самое время, чтобы вы рассказали нам те подробности, о которых не хотели говорить в моем присутствии, — решительно сказала Виллему.

Комендант не сразу сообразил, о чем она говорит.

— Нет, сударыня, в вашем присутствии это исключено.

— Вы недооцениваете Виллему, — заметил Тристан. — Она способна вынести больше, чем вам кажется.

— Причем намного больше! — Доминик с любовью поглядел на жену.

Надменная улыбка коменданта заставила Виллему вспыхнуть от гнева, но комендант вдруг сказал:

— Хорошо, если вы так настаиваете… Это загадочная история. И беспрецедентная по своей жестокости.

Виллему ждала продолжения, еще не простив коменданту его насмешливого пренебрежения.