Последний из умных любовников

Контора размещалась в большом белом деревянном доме на набережной. Все окна были освещены. На клумбе перед домом красовалась на двух подпорках широченная вывеска: «Общество правильного питания и сохранения фигуры — офис и склад». Толкнув входную дверь, я снова подумал о мистере Кэе: теперь уже не было уверенности, что он правильно решил загадку; возможно, мы оба ошиблись в равной мере. Что ни говори, далеко не всякий фрукт сладок.

В вестибюле на стене висела огромная черная доска, на которой выстроились набранные пластмассовыми буквами слова. «Список лиц, выигравших турпоездку на Карибские острова» — гласил заголовок. Нашей фамилии там не оказалось. Я оглянулся. По коридору шел служащий, одетый в униформу «Общества». Он с готовностью сообщил, что есть еще дополнительный список. «Уж там вы непременно упомянуты — как же иначе? — ведь вам же звонили!» — и все такое прочее. Я спросил, как можно посмотреть этот дополнительный список. Его вежливая, но слегка натянутая улыбка вдруг превратилась в неприятную гримасу. Подойдя к панели в стене, он повернул выключатель. Во всем коридоре погас свет. Лишь в самом конце горела тусклая лампочка.

— Простите, но мне уже пора закрывать…

— Так ведь она написала, что фрукт — сладкий…

— Не угодно ли пройти…

В полутьме у меня нарушилась ориентация — вместо того чтобы двинуться к выходу, я устремился в темный коридор. За спиной послышался возглас: «Эй, мистер, вы куда?..»

Из кабинетов доносились голоса, из-под закрытых дверей сочился свет. Одна из них оказалась распахнутой. Я заглянул внутрь. Там стоял широченный письменный стол темного дерева и весь пол был покрыт толстым персидским ковром. Из затейливой, богато инкрустированной подставки торчало несколько клюшек для гольфа, а на каминной полке поблескивали бокалы с напитками. Такой же бокал, но пустой, валялся на краю ковра. В нем застрял шарик для гольфа. Другие шарики были разбросаны вокруг. Помнится, я еще недоумевал, зачем этим неизвестным богачам, развлекающимся игрой в гольф на дорогом персидском ковре, могла понадобиться жизнь моей матери? Внезапно кто-то схватил меня за рукав. Человек в униформе, оказывается, бежал за мной. «Пожалуйста, прошу вас, — умолял он, — сейчас неприемные часы». Я позволил ему выпроводить себя наружу. По дороге я продолжал апеллировать к его логике:

— Не находите ли вы странным, что особа, считающая все фрукты сладкими, получает сообщение о выигрыше, и при этом ее имени нет в официальном списке?

— Не могу знать, я к этому конкурсу не имею отношения, — ворчал он, выталкивая меня наружу.

Из автобуса я вышел, не доезжая до дома нескольких остановок. Хотелось пройтись пешком. Тут было о чем подумать. Мои подозрения подтверждались: теперь стало ясно, что инцидент в туннеле Линкольна не был случайностью или ошибкой, да и поездка на Карибские острова тоже не выглядела подарком фортуны. Судя по всему, кто-то в самом деле готовит покушение на мою мать. Я ломал голову, пытаясь изобрести какой-нибудь способ удержать ее от предстоящего путешествия, но так ничего и не придумал. Чтобы успокоиться, перешел на легкий бег и вдруг поймал себя на том, что повторяю в ритме бега заключительные слова ее письма: «Последний умный любовник, последний умный любовник…»

В дом я вошел, как обычно — через гараж. Около двери, ведущей в подвал, остановился и стал размышлять. Реальность угрожавшей матери опасности вернула течение мыслей к той ночи, когда произошел инцидент в туннеле Линкольна. Почему ей вдруг понадобилось тогда убирать в подвале?

Подумать только: глубокая ночь, почти утро. Сын только что пережил дорожное происшествие, рассказывает какие-то странные вещи… а она почему-то торопится в подвал. Зачем-то включает бельевую сушилку (хотя в этот день никто ничего не стирал), собирает мусор, которого там никогда не было, и вдобавок уничтожает его в кухонном мусороизмельчителе!

Я спустился в подвал. Свежевымытые ступени и пол сверкали чистотой. Я не знал точно, что ищу, — просто заглядывал во все углы и шкафы. Ничего особенного. Оставалось только одно место: мамин большой сундук. В нем она хранила книги своего детства, старые письма, документы, семейные фотографии и тетради из художественной школы, где училась в юности, в Бухаресте. Этот сундук всегда считался ее личной, суверенной территорией, запретной для всех других членов семьи. Но мне непременно нужно было узнать, что там внутри. На задвижке висел кодовый замок. Я долго перебирал различные комбинации цифр, пока наконец не догадался набрать дату моего рождения. Замок открылся. Я откинул тяжелую крышку. Книги и альбомы содержались в такой чистоте и порядке, словно их купили только вчера. Письма были аккуратно разложены по закрытым полиэтиленовым пакетам. Я осторожно снимал слой за слоем. И только под третьим слоем книг, в самой середине сундука, нашел то, что, сам того не понимая, столь напряженно искал.