Последний из Воротынцевых

Беззаботная и слегка надменная улыбка красиво очерченного рта, открывая белые зубы, отражалась в его прищуренных веселых глазах, пытливо устремленных на женщину в домино и маске, опирающейся на его руку.

— От кого прячешься? Чего ты боишься? — продолжал он закидывать ее вопросами, проходя с нею за колонами, мимо высоких окон, в большом, залитом блеском зажженных люстр и канделябров, белом зале.

Но маска — это была Полинька, — продолжая внимательно вглядываться в толпу, расхаживавшую по залу, не отвечала ему.

— Да ты, кажется, и не слышишь, что я говорю тебе? Для чего же тогда выбрала ты меня своим кавалером? — продолжал он шутливо обращаться к ней. — Ну, будь же откровеннее, сознайся, что ты приехала сюда не для маскарада… Как мне ни прискорбно, но я помогу тебе найти того счастливца, из-за которого так дрожит эта прелестная ручка.

— Мне жарко, здесь такая духота, — проговорила она, не переставая тревожно оглядываться по сторонам.

— Хочешь мороженого, лимонада? Пройдем в буфет…

— Нет, нет, — нетерпеливо прервала она его, раздраженная ухаживанием этого незнакомца, необходимостью выслушивать его любезности, выносить нежное пожатие его руки и сверкающий взгляд, которым он впивался в ее глаза и в нижнюю часть ее лица, белевшую сквозь черное кружево полумаски.

Никогда еще не была она так мало расположена кокетничать, как в эту минуту.

Государь вошел в зал с полчаса тому назад, и Полинька уже раза три успела пройти мимо него так близко, что стоило только произнести вполголоса вступительную фразу, которую она мысленно повторяла уже много дней сряду, чтобы он услышал ее, но у нее не хватало решимости сделать это, а когда она в третий раз поравнялась с ним, он как будто обратил на нее внимание, отвернулся от генерала с которым разговаривал, чтобы посмотреть, на нее, и глаза их встретились.

Это длилось одно мгновение, но Полинька так оробела, что, схватив под руку первого проходившего мимо молодого человека, увлекла его за колонны.

— Кто это говорит с государем? — спросила она у своего кавалера, не вслушиваясь в его любезности.

Он стал всматриваться туда, куда она смотрела и где толпа почтительно расступалась перед царем, оставляя на очищенном пространстве только одну даму в маске и в черном домино, очень похожем на то, что было на Полиньке. Эта дама, оживленно жестикулируя миниатюрными ручками, обтянутыми черными перчатками, говорила что-то царю, забавное должно быть, потому что он улыбался, смотря на нее сверху вниз тем пронизывающим взглядом, который многие даже из его приближенных не могли выдерживать.

— Кто это такая? — повторила Полинька.

Ее спутник засмеялся.

— Да ведь она в маске, как же ты хочешь, чтобы я знал, что она такая? Мало ли их здесь! Многие нарочно только для того и приезжают в маскарад, чтобы потом хвастаться тем, что они интриговали государя. Эта отойдет, другая явиться на ее место. Государя постоянно осаждают маски, — говорил он со спокойной развязностью человека, близко знакомого к описываемой им сфере. — Его величество это забавляет. Между ними есть остроумные, и ему часто приходится слышать здесь то, чего они нигде не услышат. — И вдруг, обернувшись к своей даме, он с усмешкой заглянул ей в глаза, сверкавшие сквозь щели маски, и протянул с оттенком иронии: — Может быть, и ты имеешь желание побеседовать с государем?

Она утвердительно кивнула.

— Так торопись. Царь сегодня здесь недолго останется. Подойди к нему смелее, он смелых любит. Ты высока ростом и стройна, ручка у тебя замечательно мала, ножка тоже, — продолжал он с бесцеремонностью, допускаемой при разговоре с женщиной в маске. — Голос у тебя чудесный, ты, должно быть, хорошо поешь, да? И хотя, кроме наивностей, я от тебя ничего не слышал, но мне почему-то кажется, что ты должна быть умна и даже остроумна. Ты имеешь полное право подойти к царю и выразить ему твои верноподданнические чувства. Ведь ты, надеюсь, не просьбами же будешь утруждать его? Для этого у него есть министры и комиссия прошений, а сюда приезжает, чтобы развлечься от дел.

— О, нет, нет! — поспешила успокоить его Полинька.

— Ну, так иди же! — И с этими словами, не давая девушке опомниться, кавалер потащил ее вперед.

Не переставая следить глазами за высокой фигурой императора и не выпуская ее руки из-под своей, он выступил с Полинькой на середину зала и, ловко лавируя среди толпы, пробрался к дверям, растворенным в соседнюю комнату, у которых государь, разговаривая с маской, замедлил шаги.

Сознавая, что роковая минута близка, Полинька чувствовала то, что должен чувствовать человек, кидающийся в пропасть. У нее не было сил ни думать, ни говорить, а то она, может быть, стала умолять о пощаде. Ноги под нею подкашивались, и вся она дрожала, как в лихорадке. Мыслей в голове не было ни одной, было только сознание, что вот сейчас, сию минуту она должна просить царя за Григория, но что она скажет, какими словами, в каких выражениях изложит она свою просьбу, ничего этого она не могла сообразить.