В марте 1926 года в Доорне объявился шведский путешественник Свен Гедин; он отметил хорошую физическую и интеллектуальную форму изгнанника. В июне 14,4 миллиона немцев проголосовали в ходе народного опроса за экспроприацию владений Гогенцоллернов в Германии. Вильгельм отреагировал сердитой репликой: «Это значит, что 14 миллионов немцев превратились в свиней». Собранных голосов было недостаточно для осуществления этой меры, и вновь у Вильгельма появились надежды на возвращение трона. В конечном счете судьба собственности Гогенцоллернов была урегулирована путем мирового соглашения: главные дворцы отходили в распоряжение государства, однако семье отставлялись Цецилиенхоф в Потсдаме (особняк в английском стиле, который Вильгельм подарил старшему сыну в качестве свадебного подарка), два дворца на Унтер-ден-Линден и несколько вилл в Потсдаме. Это не считая прочих имений, разбросанных по всей Германии, — Роминтена, Кадинена, Хаммельзека, Бургс-Рейнштейна, Гогенцоллерна, виноградников вокруг замка Рейнхартхаузен в Рейнгау, Эльса и замка Шильдберг в Бранденбурге, — всего 97 тысяч гектаров. Гогенцоллерны оставались, таким образом, крупнейшими землевладельцами Германии. Лично Вильгельму принадлежало 250 тысяч моргенов (62,5 тысячи гектаров) угодий.
При все при том, как замечает Ильземан, у Вильгельма не было ностальгии по «родным местам». Он чувствовал себя одинаково хорошо и в Англии, и на Корфу, да и в самой Германии он вел кочевую жизнь. Он вполне обжился и в Голландии и «вовсе не скучает по Германии».
VII
В какой-то мере на Вильгельма влияло его окружение адъютанты, среди которых было немало сорвиголов, приверженцев правоэкстремистских взглядов, грезивших о монархической контрреволюции. Большинство из них были членами Германской национально-народной партии, фракция которой занимала самые правые скамьи в зале заседаний рейхстага. Сам Вильгельм открыто в поддержку этой партии не высказывался. Должно быть, действовал «закон Доорна». В принципе экс-кайзер готов был поддержать любого, кто пообещал бы ему возвращение на престол. Наверняка он упоминал и имена конкретных лиц, но Ильземан принял мудрое решение: в свои дневниковые записи такие вещи не заносить. Политические амбиции были у сыновей Вильгельма, равно как и у довольно быстро сменявших друг друга в Доорне гофмаршалов — Доммеса, Шверина, Ребойр-Пашвитца, Шметтова и Гизе. Некоторые лица из окружения Вильгельма позднее примкнули к нацистам Леветцов, барон Александр фон Зенеркланс-Гранси и Леопольд Клейст. Первый из перечисленных сыграл определенную роль в нескольких громких политических убийствах, совершенных в веймарской Германии первых лет ее существования.
Ярой антиреспубликанкой была и новая супруга Вильгельма. Она сделала ставку на нацистов, руководствуясь странной идеей, что именно благодаря им из «императрицы Доорна» она станет подлинной правительницей Германии. Поздней весной 1927 года она совершила визит в Берхтесгаден. «Берлинер цейтунг» изобразила его как часть гогенцоллерновского заговора с целью реставрации монархии. В 1929 году Эрмо приняла приглашение присутствовать на нюрнбергском съезде нацистской партии. Она и не скрывала своего восхищения нацистами. Без особых колебаний она приняла приглашение Геринга отобедать вместе с ним в Берлине.
Флиртовали с нацистами многие представители династии Гогенцоллернов. Интерес к сторонникам Гитлера проявили члены брауншвейгского клана, сын Вильгельма Оскар считал их политическую программу вполне разумной. Некоторые пришли к нацистам через «Стальной шлем» — организацию, объединявшую ветеранов войны и позже влившуюся в «штурмовые отряды» (СА), которые маршировали под эмблемой свастики. Настоящим нацистом из Гогенцоллернов стал единственный из сыновей Вильгельма, не избравший военной карьеры, — Ауви; в 1928 году он вступил в СА, а двумя годами позже — и в саму НСДАП, как сокращенно именовалась нацистская партия. Он поступил так, кстати говоря, вопреки воле отца. Дальнейшая его судьба была довольно извилиста: вначале Ауви попал в немилость у руководства НСДАП, а после окончания войны провел некоторое время в американском лагере для интернированных; умер он в 1949 году абсолютно сломленной личностью.
VIII