Последний характерник

Едва войско изготовилось к бою, как из лесу темной тучей надвинулась татарская конница. У многих поляков, особенно из посполитого рушения, невольно дрогнули сердца — всадников было не менее тридцати тысяч. Вначале татары растянулись широкой линией по всему фронту, затем лавиной обрушились на правый фланг. Ливень стрел посыпался на польские хоругви, в солнечных лучах стоявшего в зените дневного светила сверкнули тысячи изогнутых татарских сабель. Но испытанные в сражениях воины стояли непоколебимо, лишь теснее смыкая ряды. Затем пехота канцлера Оссолинского раздалась в стороны и передовая линия татар была выкошена почти в упор убийственным огнем картечи укрывавшихся за ней пушек. Густой черный пороховой дым на какое — то время окутал орудийные батареи. За первым пушечным залпом последовал второй, потом третий. Потеряв несколько сотен всадников убитыми, нападавшие откатились назад и, на ходу перестроившись, попытались атаковать центр. Передние ряды пехоты Губальда, не сдвинувшись ни на шаг с места, приняли их на копья, в то время, как задние ряды открыли беглый ружейный огонь. Пока одна шеренга стреляла, другие отработанными движениями перезаряжали фузеи и мушкеты, передавая их передним. Не сумев поколебать центр королевского войска, татары вновь отхлынули назад, направив свой следующий удар на левый фланг, пытаясь отсечь его от мостов через Гнезну. Здесь татарской коннице удалось добиться определенного успеха. Левое крыло королевских войск поддалось и едва не обратилось в повальное бегство после того, как под князем Корецким был убит конь и он свалился на землю. Грузный князь, которому в то время было под пятьдесят, на короткое время потерял сознание и не смог сразу подняться. Те, кто видел его падение, подумали, что он убит. Среди солдат поднялась паника, многие из них с криками о том, что Корецкий погиб, стали покидать поле боя. Татары усилили напор, их передние ряды ударами сабель и натиском коней все сильнее прогибали линию поляков, а задние выпускали тучи стрел, от которых негде было укрыться. Еще немного и все бы обратились в повальное бегство, но положение спас отважный поручик Ружицкий, которому стрела пробила обе щеки навылет. Он, даже не попытавшись ее вытащить, в таком виде поспешил предупредить Яна Казимира об опасности, угрожавшей левому флангу. Король немедленно помчался туда, сопровождаемый лишь конвоем, ободряя и возвращая в битву тех, кто дрогнул и стал отступать. Личный пример короля вдохновил жолнеров, отступление постепенно прекратилось, к солдатам стали возвращаться отвага и стойкость. Несмотря на численное преимущество противника, левый фланг сумел все же удержать свои позиции и оттеснить татар. Оправившийся после падения с коня Корецкий вновь принял командование, а Яна Казимира подоспевшие сановники убедили перейти в более безопасное место.

Тем временем большая часть обоза уже оказалась в руках татар и казаков, которые перешли к его грабежу. Накал боя снизился, и уцелевшей охране обоза удалось часть его, которая уже подошла к Зборову, перевезти по мостам на ту сторону Гнезны.

Но зато в это время на помощь татарам, атакующим королевский лагерь подоспела и казацкая конница. Яростное сражение по всему фронту продолжалось почти шесть часов, до самого наступления темноты, но поляки, хотя и понесли тяжелые потери, сумели избежать, казалось, неизбежного при таком численном преимуществе противника, разгрома. Правда, при обороне обоза погибло около 4000 человек из перемышльской, львовской и сандомирской шляхты, в том числе старосты Урядовский и Стобницкий, а также Бодуен Оссолинский, племянник коронного канцлера. Основные потери пришлись на долю хоругвей князя Острожского и литвинов Сапеги, но все же к концу дня им также удалось переправиться через Гнезну и присоединиться к основным силам королевского войска.

Несмотря на позднее время, в польском лагере никто не собирался ложиться спать. Жолнеры, смертельно уставшие после тяжелого дневного боя, лихорадочно рыли рвы, копали шанцы и возводили валы по периметру наспех сооруженного лагеря. То там, то тут слышался стук топоров — это оборудовали брустверы для орудий или устанавливали частокол. Краковский староста Любомирский, князь Корецкий, литовский подканцлер Сапега и другие военачальники находились среди солдат, порой даже сами брались за лопаты, чтобы личным примером подбодрить своих воинов. Сам коронный канцлер Оссолинский, потерявший в бою одного из своих племянников, старался скрыть охватившее его горе, объезжал лагерь, подбадривая жолнеров грубоватыми солдатскими шутками. Над оборудованием лагеря трудились все, даже легкораненые брали в руки лопату и спускались в ров. Из полевого лазарета, который не мог вместить всех тяжелораненых солдат и многие лежали просто на земле, ожидая врачебной помощи, доносились глухие стоны. Сюда же сносили и тела погибших, укладывая их друг на друга. Их были тысячи, а сколько еще оставалось лежать за Гнезной у Зборова…