– Не знаю. Говорю же, я не подслушивала нарочно. Это был просто обрывок беседы.
– Тогда, может, вы неправильно поняли?
– Дело ваше. – Прилс глотнула из кружки и поморщилась. – Я предупредила вас, а все остальное не моя забота.
– Если вы и впрямь хотите помочь, мы можем обсудить это.
Прилс подозрительно прищурилась, начиная осознавать, к чему Флори ведет разговор.
– Звучит так, будто вы предлагаете предать Общину. Не заставляйте меня пожалеть о том, что я вообще вам что-то рассказала…
– Из-за них погибли люди.
– Что ж, тогда вы охотнее поверите мне и последуете совету.
– В Общине творятся ужасные вещи.
– Как и в остальном мире, – невозмутимо добавила Прилс. Ничто не могло пошатнуть ее веру в фанатиков. Флори поняла, что только зря тратит время.
– Вы даете деньги тем, кто убивает людей и поджигает дома.
–
– Тогда почему вы помогаете мне, раз ненавидите безлюдей?
Она помедлила, прежде чем ответить, и отвлеклась на ликерно-кофейную бурду в чашке.
– Знаете, Флориана, я ненавижу лакричные конфеты. А мой Бенни их обожает. От этого я не перестаю о нем заботиться. – Когда она заговорила о сыне, ее взгляд стал мягче и отчего-то печальней. – Иногда он тоже не принимает моей заботы. А потом, когда случается то, о чем я предупреждала, плачет и жалеет, что не послушался. Вот и все, что я хотела вам сказать.
Глава 24
Жестокий дом
В детстве Дарту часто снился один и тот же кошмар: как он оказывается в незнакомой глуши и блуждает кругами, в отчаянии ища дорогу обратно. Среди ночи он просыпался в холодном поту и, обнаруживая себя в знакомой спальне, облегченно выдыхал.
Воспитанники редко покидали приют и никогда не выезжали за пределы Пьер-э-Металя. Поначалу Дарт спрашивал об этом у нянечек, затем у преподавателей и ребят постарше, и все как один рассказывали пугающие легенды: о городских сумасшедших из трущоб, бешеных псах с окраин, опиумных курильщиках и зубных ворах, которые промышляли тем, что отлавливали жертв, щипцами вырывали здоровые зубы и сбывали их для протезов. Каждая такая история сулила жуткие мучения, и Дарт быстро смекнул, что за пределами приюта жизнь намного хуже и опаснее.
Он думал, что уже вырос из детских страхов, но, когда автомобиль заглох посреди пустоши, испытал настоящий ужас – как тогда, во сне. Вокруг, куда ни глянь, простирались незнакомые земли: безлюдные, заброшенные.
Они остановились где-то между Фористале и захолустными безымянными деревнями. Рин тихо выругался и вышел проверить, что случилось.
– Дело дрянь, – известил он, вернувшись. – В топке закончился керосин. И воды почти нет.
– А колеса на месте? Или мы чудом докатились? – подстегнул его Дарт.
– Ну давай позлорадствуй. Это же так поможет делу!
Рин гневно хлопнул дверью и исчез из виду. Как бы Дарт ни хотел избавиться от его общества, он понимал, что сейчас им нужно держаться вместе. Взаимные обиды, гнев и споры никак не помогали решать проблемы, а только усугубляли их. Кто-то должен был прекратить это.
Раздраженно вздохнув, Дарт выбрался из автомобиля и с удивлением обнаружил Эверрайна сидящим на обочине. Прямо на земле. В своем распрекрасном костюме, с которого сдувал пылинки. Отвернувшись от дороги, он бросал мелкие камешки в траву, словно никуда не торопился и наслаждался пасторальным пейзажем.
Дарт помедлил, прежде чем занять место рядом. В его гардеробе остался последний парадный костюм детектива – тот, что носил художник, серьезно пострадал в драке в «Паршивой овце».
– Нужно что-то решать.
– С керосином? – рассеянно переспросил Эверрайн. – Да, придется волочиться пешком до ближайшей деревни.
– Я про наш конфликт.
– А с ним можно что-то сделать? Я думал, ты меня ненавидишь.
–
Рин нахмурился и покачал головой.
– Я не планировал тащить нас на дно. Мог бы – утопился в одиночку.
– Тогда бы пострадал только водоем, – прагматично заметил Дарт.
– Да, твои тупые шутки очень располагают к примирению. – Рин с остервенением зашвырнул камень подальше, как будто целился в кого-то.
– Я даже на извинения не надеюсь. Достаточно, если ты поймешь, что поступил неправильно.
Рин яростно сверкнул глазами:
– Я никогда не думал, что поступаю правильно. Но это не отменяет того, что я трус и лжец.
– Продолжай, это приятно слышать…
– Я потратил четыре года жизни на вещи, которые ненавижу. Власть, бумажки, интриги. Я мнил себя опасным змеем, хотя на самом деле был червяком под ботинком Хоттона.
– Да уж. Не с тем Хоттоном ты строил отношения, – хмыкнул Дарт. – Рэйлин был нужен мужчина, а не ферма безлюдей.
Он знал, чем задеть Рина, и совсем не удивился, когда тот выпалил:
– А ты успел изучить ее желания?
– Надо быть слепым, чтобы не заметить этого.
– А я хочу стать глухим, чтобы не слышать о вас двоих!