Последний ход

До войны я благодарила Бога за мою семью, друзей и солнечный свет, и если что-то влияло на данные мне блага, я жаловалась на невезение, которое принесла судьба. У меня хватало наглости спрашивать Бога, почему Он позволил дождю прогнать солнце, как будто гроза была худшим, что могло произойти с девочкой. Но с девочкой могут случиться гораздо более страшные вещи: арест всей её семьи, допрос гестаповцами, абсолютная беспомощность перед будущим. Всё, что у меня теперь было, – это дождь, и я не знала, вернётся ли когда-нибудь солнце. Так что я нашла благословение среди грома и молний.

Когда в поле зрения показалась наша камера, я увидела, что моя семья ждёт в напряжённом молчании и только мама ходит взад-вперёд. Она, вероятно, расхаживала так с тех пор, как меня увели. Кислая вонь пота, мочи и рвоты окружила меня и смешалась с запахом крови и дыма. С запахом улицы Шуха. Я не могла их замаскировать, но ещё о чём-то я рассказывать не собиралась.

Кароль первым заметил меня, и его лицо просияло.

– Мария вернулась!

Охранники втолкнули меня внутрь. Когда я упала на пол, мама оказалась рядом со мной в мгновение ока, а затем она бросилась на охранников с леденящим кровь воплем:

– Ублюдки!

Надеясь, что смогу убедить своих родителей в том, что меня просто допрашивали, я выдавала желаемое за действительное.

Однажды мы ходили в Варшавский зоопарк и наблюдали, как смотритель кормит львов. Когда мужчина приблизился к вольеру, один лев бросился на него, но животному помешали прутья решётки. У меня не было сомнений в том, что если бы не эти прутья, работник зоопарка был бы мёртв.

Совсем недавно мамины светлые волосы были убраны в привычный элегантный пучок, но он растрепался, пока она боролась с охранниками, которые пришли нас арестовывать. Теперь её волосы ниспадали на лицо непослушными волнами, обрамляя дикие глаза и изогнутые губы, и она напомнила мне того льва. Мама была явно нацелена на то, чтобы вырвать кадык у каждого из охранников, и, вероятно, сделала бы это, если бы они не захлопнули перед ней дверь. Она схватилась за решётку, требуя, чтобы эти трусы вернулись и сразились с ней, но они исчезли в глубине коридора и их шаги стихли.

Тата вцепился в решётку, затем подошёл к маме, но она оттолкнула его, опустилась на колени и прижалась лбом к двери.

Мама никогда не ругалась при нас, и глаза Зофьи расширились.

– Что случилось, Мария? – спросила сестра дрожащим голосом. – Где ты была?

Если бы я продолжила лежать неподвижно, то уже вряд ли смогла бы когда-нибудь пошевелиться снова.

– Личный допрос, – пробормотала я, привставая, но не решаясь посмотреть сестре в глаза. – Мама расстроена, потому что они толкнули меня.

Может быть, Зофья мне поверила. Или, может быть, она размышляла, была ли вспышка гнева такой уж неоправданной, какой я её изобразила.

– Тогда что с тобой такое?

Хотя я и подозревала, что сестра задаст этот вопрос, услышать его всё равно было тяжело.

– Я устала, – сказала я, когда мама снова подсела ко мне, и мой голос дрогнул.

– Но ты…

Мама подняла голову и посмотрела на сестру:

– Зофья Флорковская, больше ни слова.

Зофья испуганно отшатнулась, прикусила дрожащую нижнюю губу и отступила к койке. Тата сел рядом с ней, поцеловал в щёку. Он взглянул на маму, которая открыла рот, но прежде чем она смогла заговорить, Кароль подбежал к ней. Он грыз воротник рубашки – и это свидетельствовало о том, что брат глубоко задумался, ведь он знал, что нельзя жевать свою одежду.

– Что такое «ублюдок»?

– Это грубое слово, Кароль, – ответил тата.

– Тогда почему мама его сказала?

– Прости, дорогой, но они… – Мамин голос сорвался. – Они толкнули твою сестру.

– Это было нехорошо с их стороны, – сказал Кароль. Он бросился к таракану, за которым наблюдал до того, как мама обругала охранников. Преследовал таракана, пока тот не юркнул в угол.

Тата смахнул слезу с лица Зофьи.

– Ты присмотришь за братом?

Зофья присоединилась к Каролю, а тата сел на пол рядом со мной и мамой. Мы прислонились спинами к стене, из-за чего мои синяки заныли, но я слишком устала, чтобы как-то реагировать. Я убрала с руки тонкую корочку засохшей крови. Лишь бы родители этого не заметили…

– Дорогая, пожалуйста, – прошептала мама, хотя им и так всё было ясно.

Я моргнула, на глаза навернулись слёзы, когда тата нежно накрыл мою руку своей.

– Когда они пригрозили привести туда вас, я дала им ложную информацию.

Родители молчали. Мама стёрла поцелуем слезу с моей щеки, затем бросилась к двери и встала к нам спиной. Она запустила обе руки в свои волосы и сжимала голову так, что костяшки пальцев побелели. Её плечи дрожали. Затем она пересекла камеру и усадила Зофью к себе на колени.