В этом имелся
Но, похоже, Марни еще не закончила.
– Этого не должно было произойти совсем. – Она засмеялась, но с трудом. – Я имею в виду нас с тобой. Даже не верится.
Не похоже, чтобы она хотела обидеть его, но ему вдруг стало обидно.
– Это почему же?
По его глазам Марни поняла, что перегнула палку.
– Ну, м-м-м… Мы такие разные, почти ничего об щего, и если бы не большое количество алкоголя, мы вряд ли показались бы друг другу привлекательными.
– Не знаю, для кого из нас двоих это звучит обиднее.
– Да ладно. Всем известно, что значит брачный зов блондинки с юга.
– А что это?
– Ради бога, перестань, я была
– Хм.
– Что – хм? – Она немного глубже подвинулась в кресле, увеличивая расстояние между ними.
– Просто интересно. – В голове Дилана уже сложилась определенная теория, но она нуждалась в проверке…
– Что тут непонятного. Когда люди пьяны, с ними происходит то, что не произошло бы с трезвыми. К счастью, никто не пострадал, так что можно отправить эту ночь в архив неправильных решений, и жить дальше…
Он вдруг обнаружил, что ему совсем не хочется оказаться в списке решений, которые Марни считала неправильными. Непонятным оставалось только, что ему не нравится больше – что он там оказался, или что его это волнует.
– Значит, ты считаешь, что во всем виновата выпивка?
– Конечно.
– Как удобно.
– Извини?
– Это удобный способ уклониться от ответственности за свои действия.
– Ни от чего я не уклоняюсь.
– А звучит именно так. – Дилан скрестил руки на груди. – Наша работа потребует от тебя принятия решений, и мне не нравятся сотрудники, которые уклоняются от ответственности за последствия этих решений.
Резкий вздох Марни сказал, что он попал в цель. Ее глаза сузились, она встала.
– В своей работе я принимаю решения, исходя из того, что считаю правильным на основании имеющихся фактов. Я готова отвечать за все свои решения, даже если они окажутся неверными. Я могу допускать ошибки в своей личной жизни, но это никак не отражается на работе, даже если мне приходится иметь дело с последствиями. И это не означает, что я жалею о своих решениях. – Она скрестила руки на груди, копируя позу Дилана, и уставилась ему прямо в глаза. – Не понимаю, почему ты не оставишь все это в покое. Судя по всему, для тебя в этой истории нет
Это был чертовски хороший вопрос, на который у Дилана не нашлось ни одного сколь-нибудь удовлетворительного ответа. Он выпрямился, но на этот раз Марни не отступила. Не отводя глаз, она вздернула подбородок.
Ему не стоило цепляться к ней, и уж точно не стоило ставить себя в такое положение. Ее скрещенные руки сжали грудь и приподняли ее вверх, и, благодаря своему росту, Дилан невольно смотрел прямо на нее.
Внутри что-то вспыхнуло, словно ворох сухих сучьев.
Только что Марни объяснила, почему это плохая идея, и, честно говоря, по большому счету он согласился с ней. Но где-то между головой и низом живота все аргументы терялись.
Это было что-то необъяснимое, неконтролируемое и… очень реальное.
Когда у Марни перехватило дыхание, он понял, что не одинок.
Она кашлянула.
– Если мы закончили, я, пожалуй, пойду.
– Да, конечно.
Она кивнула, но не двинулась с места. Дилан видел, как часто бьется ее пульс, заставляя трепетать жилку на шее. Надо было вернуться за стол или просто отойти подальше, но ноги отказывались слушаться. Казалось, это мгновение длится вечно.
Неизвестно, кто сделал первое движение, но внезапно Марни оказалась в его объятиях, и их губы прижались друг к другу – горячие, жадные, голодные.
Ее руки обхватили бедра Дилана и прижали к ней. Он почувствовал, что дрожит. Дилан присел на стол и протянул Марни к себе между ног. Но этого оказалось мало. Поменявшись с ней местами, он поднял ее на стол, задрал подол ее юбки и раздвинул ноги. Опершись локтями на стол, Марни наклонилась назад. Ее голова запрокинулась, открывая шею, а локоть задел лампу, с грохотом свалившуюся вниз и печально повисшую на шнуре. Дилан смахнул со стола бумаги и уложил Марни на спину. Вцепившись в его галстук, она потянула его на себя.
Дилан принялся расстегивать пуговицы на ее блузке, но зацепил локтем телефонную трубку и сбросил ее. Пальцы Марни потянулись к его ремню.
В затуманенную голову Дилана настойчиво стучались телефонные гудки.