Последний Храм

Ох, ничего себе! Тело охватил неистовый жар, будто он сам стоит на пылающем помосте, и его босых ног вот-вот коснется пламя. Раскаленная ткань жжет тело, искры жалят разъяренными осами. Девчонке не повезло с самого начала задохнуться в дыму. Она жива до сих пор — и жива не только телесно. Но он получил доступ и в мир ее чувств. Острая, жгучая, как само пламя, ненависть к Темесе и церковникам — тех и других она не разделяет. И любовь — к тому загадочному, что она смогла сохранить во всех обысках и пытках. Эта любовь похожа на материнскую, но она не мать, и даже не беременна. Посмотрим, что это? Так, еще, еще… Продолжаем…

Нет, что-то не опасное, но и неуловимое, ускользающее. Вроде бы какой-то артефакт. Но магия какая-то другая, не такая, как у него. Если девчонка из Эрхавена, наверное, это и есть система Исмины. Но какая сильная… Или это не ее Сила? Тогда что же за артефакт у нее с собой? Неужто…

Морозини решился. Хороший купец умеет просчитывать риски и не зарываться, но когда нужно, способен рискнуть. Без этого Морозини не стали бы Морозини, а самый первый из них не приобрел бы свою первую судоверфь, расставшись с маслодавильней и оливковыми садами. Он решительно нащупал потайные рычаги и открыл последнюю дверь.

Здесь комнатка была поменьше, а сокровищ почти не было — какие-то железные чаши, кадильницы, чугунные семисвечники… Книги в окованных листовым железом переплетах, самым древним из которых полторы тысячи лет, но которые почему-то еще не стали трухой. Магия? Возможно. Потому и чуют церковники священные тексты прежней веры — за милю. От червей и плесени книги защитили, а вот от иноверцев-фанатиков…

Единственным золотым предметом было золотое же изваяние старца, стоященго на палубе крошечной каравеллы. В правой его руке был узорчатый, чем-то похожий на кленовый лист трезубец, тот самый, с помощью которого он повелевает морскими глубинами, а левая покоится на полураскрытом мешке с золотом. Лаэй — не только владыка морей, но и покровитель тороватых, оборотистых и предприимчивых. Повелитель золота. Роскошная борода рассыпалась по груди, заслонив половину объемистого живота. По древним легендам, она так длинна, что ее концы порой появляются на поверхности моря. Потому Лаэя и звали некогда Пеннобородым.

Морозини с детства ходил в церковь, соблюдал посты, исповедовался, жертвовал деньги на строительство церквей и на розыск еретиков. Но когда появлялся здесь, верный Обращенный исчезал. Вот и теперь он склонился перед богом торговли, развязал кошель и, зачерпнув горстью полновесные солиды, осыпал ими золотого бога. С тихим, ласкающим слух звоном золото отскакивало от золота же, подпрыгивало и катилось по полу. Золотых монет на полу было немало: и старинные, еще с изображениями Пеннобородого, и новые, с изображением святого Пульхерия, и самые новые — с изображением церкви. Это было единственное золото, которому нашлось место в тайном святилище. А с уст уже срывались старые, как сама Темеса, слова:

— Повелителю морей, подателю богатства и успеха в делах — слава! Властителю смелых, находчивых и не боящихся труда — слава! Господину золота, к которому липнет новое золото — слава!..

Не будет удачи в делах у того, кто забыл истинного благодетеля торговцев и мореходов. Потому, отплывая в дальние страны, моряки обязательно бросали в море горсть золота. Дар морскому владыке вернется сторицей.

Внезапно Морозини понял, что надо делать. Он никогда не применял это заклятие всерьез, в открытом море, только на набранной в кадку воде и в этом же помещении. Но именно сейчас пришел черед. Еще минута-другая — и будет поздно. Он вышел из потайного святилища, поднялся по ступенькам в сокровищницу. Здесь магия уже не будет изолирована от внешнего мира. И постарался представить себе море во всех подробностях — с вечно изменчивой поверхностью, тут и там встающими белыми грядами волн. С огромными камнями, покрытыми лесом водорослей и, разноцветными ракушками, среди которых нет-нет, да и мелькнет золото. Представить было просто: в море и на верфях он проводил больше времени, чем дома. Только если совсем уж нет заказов…

Вдали вскипела крутая волна. Сперва она была почти незаметна, но стоило подойти к берегу, как встала дыбом. Будто летя над встающим на дыбы морем, Морозини увидел, как кровожадный рев толпы сменился воплями ужаса. Площадь была совсем низкой, во время приливов вода подходила к самым чугунным перилам, ограничивавшим площадь. Сейчас же на Поганую площадь надвигался вал в пять копий высотой. Но чтобы дойти до пылющего костра, ему нужно, как ножом, рассечь толпу, а потом кордон военных.