Последний хранитель (СИ)

Из головы не шел утренний сон. Каждый раз, когда я его вижу, что-то в моей судьбе идет на излом. Измена, развод, ссора с отцом, увольнение из пароходства по тридцать третьей статье. Теперь вот, письмо от него. Снится одно и то же! Я успеваю побыть полноценным Последним Хранителем и к утру это все потерять. Ничего, мы еще повоюем! Предчувствие мне подсказывало, что отец еще жив. Все остальное неважно. Нужно срочно срываться, лететь в Москву. Может, успею?

Наверху хлопнула дверь. Зазвучали шаги. По трапу кто-то спускался. Это мешало сосредоточиться.

— Тур-р-ристы! — в сердцах произнес чей-то простуженный голос.

Мимо нас просквозил худощавый молодой офицер в черной кожаной куртке. У выхода в палубный тамбур задержался, бросил через плечо:

— С возвращением, братцы! Тоже наверно хлебнуть довелось…

Судя по голосу, это был тот самый «Гондон». Я плюнул на свой окурок, бросил его в ведро и поплелся в каюту.

— Сурмава, заводи двигатель! — донеслось с правого борта.

Вопрос номер один: деньги, — думал я, открывая баночку пива. — Они, безусловно, нужны. Есть вариант дождаться второго штурмана. Через час-полтора после прихода, он принесет ведомость и аванс. Даже если касса закрыта, нужная сумма будет лежать в диспетчерской. Я, лично, заказывал штуку. Растаможка, туда, сюда… с учетом вновь открывшихся обстоятельств, этого будет мало. Вся надежда на тайничок. Оставляя для меня информацию, отец частенько прикладывал от себя энную сумму в валюте. Но сколько ж на это дело нужно потратить времени! А очередь за билетами на самолет?! Как ни крути, а по всем прикидкам я успеваю лишь на последний рейс. Черт бы побрал этих вояк! Как минимум, часа полтора они у меня украли.

Я выглянул из каюты. Подводники в сопровождении капитана пробирались в его апартаменты. Это почти рядом, по другую сторону перехода на мостик. Туда же, с подносом в руке, поднимался наш горемычный повар Валентин Ковшиков.

— Зайдешь? — Сергей Павлович заметил меня и пояснил подводникам, — это и есть начальник радиостанции.

Незваные гости смотрели с нескрываемым любопытством. Столь пристальное внимание к моей скромной персоне слегка покоробило. Вот как? Обо мне говорили?

— Не могу, — громко соврал я. — Связь пора закрывать. Только что занял очередь.

Ложь должна быть очень похожа на правду. И действительно, наш СРТ только что возобновил движение. Широкая океанская зыбь постепенно мельчала до легковесных барашков Кольского залива. Или, как говорят вояки, «пункта Кака Земля».

Я снова вернулся в каюту, потихоньку прикрыл дверь. Связь подождет. Как минимум, полчаса в запасе имеется. Есть дела поважней.

«Будут бить по хвостам», — предупреждал отец. — А если уже? Не по мою ли душу пришли эти подводники?

Я мысленно проявил все три фотографии. Да нет, ничего особенного. Разве что еле заметный шрам у виска на лице капитана третьего ранга. Скорее всего, пулевое, касательное ранение. Как можно его получить, служа на подводной лодке? Да и староват мужичок для столь незавидного звания. Ему уже где-то под сорок. Давно бы пора щеголять в погонах с тремя звездами.

Да нет, все объяснимо, — возразил я себе самому. — Откуда шрам? — ну, баловался пацаном с самопалом. С кем не бывало? А что староват — так в училище поступил после армии. И вообще… фортуна, как и любая баба для любви выбирает уродов.

А сон?! — не сдавался во мне скептически настроенный оппонент. — Ты намерен игнорировать сон? Неужели уроки прошлого так и не пошли тебе впрок? «Помни, — не раз говорил отец, — ешь, спишь, гуляешь по улице — помни! На тебя никогда не прекратится охота. Нужно подозревать всех!» Неужели так трудно немного себя настроить и снова читать мысли?

Я вздохнул и подошел к зеркалу. Глянул в свои встревоженные глаза.

— Нет, — сказал я своему отражению. — Для меня это не трудно. Но дело в другом. Я привык быть таким, как все. И мне это нравится. Понимаешь? Не хочется ворошить прошлое. Не хочется. Но придется.

В радиорубке подпрыгивал телефон.

— Зайди, — сказал капитан, — дело есть.

— Разве только минут через двадцать, — ответил я озабоченным голосом.

Знаем мы эти дела: наливай да пей.

— Гости просят по телеграмме родным отправить, чтобы готовились к встрече.

— Пусть пишут.

— Мне, что ли, занести?

— Ноги отвалятся или боишься, сопрут что-нибудь?

— Ладно, жди.

Ну вот, — почему-то подумал я. — Еще двадцать минут отвоевано у неизбежности. Можно перекурить. Внезапно нахлынуло прошлое. Отец… мы ведь с ним почти поругались. Ну, как это обычно бывает между родителями и самостоятельными детьми. Он позвонил из Москвы и тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Ты доложен вернуться в семью!

Я сидел в неуютном номере захолустной гостиницы и считал медяки. Не хватало даже на хлеб. За окнами серость и слякоть. Никаких перспектив. Я ушел от жены, в чем был. Не взял ни денег, ни запасных трусов, ни рубашки на смену. И такое меня зло разобрало. И тут разыскал! Впрочем, для него это никогда не составляло труда.

— Остынь, — говорю, — я всем, кому должен, прощаю.