С Морданом меня познакомил отец. Не знаю, зачем. Разработка преступных авторитетов тоже входила в его компетенцию, но тут, по-моему, что-то другое. Какие-то давние ленинградские дела. Я этим особенно не интересовался и, честно сказать, никогда не задумывался, почему Сашка мне помогает и почему эту помощь я всегда принимаю, как должное. Я считал его агентом отца, внештатным сотрудником, осведомителем — кем угодно, только не другом. Как человек, он был мне глубоко симпатичен. Но симпатию эту я нес на задворках души, а при личном общении относился к нему с глубокой иронией. Он отвечал тем же. — Что за слухи? — я кивнул на своих мужиков. — Не стесняйся, при них можно говорить откровенно. — Фотографии твои. Они уже с вечера у нашей братвы на руках. Менты просят посодействовать в обмен на маленькие поблажки. Хочешь, покажу? Информация никогда не бывает лишней. — Покажи. Снимок сделан в редакции «Правды Севера». Там работал знакомый — лучший фотограф в Архангельске. Я, крупно, в форме младшего комсостава, с только что зажженной сигаретой в зубах. Старый газетчик по давней привычке отпечатал только один экземпляр, а негатив по запарке сжег. Эта фотография стояла на столе у отца, в той самой квартире, где его застали врасплох. И тот, кто ее взял и размножил, теперь очень плотно меня обложил. Неужели контора вся уже ссучилась? — Твои орлы ничего… — опасливо начал Валерка, обращаясь к Мордану. — Базар фильтруй, — по доброму посоветовал тот, — орлы, петухи и прочие пернатые сидят в петушином кутку. Я-то ничего, промолчу, а вот кое-кто из братвы мог бы обидеться. — Ты тоже базар фильтруй! — грубо заметил я, чтобы скрыть свое замешательство. — Братва полегла в ночном десанте у берегов Анголы, братки горели в своих вертолетах в горах Кадагара. А братишки — это те, кто вернулись в Хорог в составе отдельной антитеррористической группы. У вас же, Мордан, разве что — «братаны». И те, с ударением на последнюю букву. — Не поймешь этих блатных, — пояснил я Валерке, — несведущий человек слово не так скажет — чуть ли не за нож хватаются, а сами метут помелом черт-те что и не боятся нарваться. — Ладно, не психуй! — окончательно срезал меня Мордан, — я ведь тоже… прощальную весточку от него получил. Нам с тобой еще о Наталье подумать надо… — Витька, сходи в машину за самогоном, — севшим голосом попросил я. — Не время! — отрезал Мордан и сделал знак одному из своих приближенных. — Инкассация, вроде, уже типа закончена? Так что прямо сейчас к Лепиле мы и лукнемся. У него не грех и напиться за упокой души Евгения Ивановича Векшина. Пусть земля ему будет пухом, хороший был человек!
Лепила жил в квартале от бара и встретил нас с распростертыми объятиями. Зная, что он понадобится, Сашка с самого вечера держал бедного художника в трезвом теле, не разрешая опохмелиться. — Сделаешь ему справку об освобождении, — сказал Мордан, указав на меня. — Да чтобы была лучше, чем настоящая! Фотография у тебя есть. Под нее и рожу соответствующую подшаманишь. А мы пока с мужиками посмотрим кино. Да смотри у меня, не халтурь, без всяких сто граммов «на твердость руки». Хорошее дело сделаешь — будет тебе отгул. Через минуту, я был уже стриженным наголо. Лепила, сверяя фото на справке с «оригиналом», сноровисто делал свое дело. — Закройте глаза, — попросил он голосом профессионального парикмахера. Я автоматически повиновался. Ну, ничего не могу с собой поделать: как оказываюсь в парикмахерском кресле — так меня клонит ко сну. В зеркале отражался и экран телевизора. Там шла крутая порнуха. Седеющие мужики беззлобно «петушили» двойной тягой каких-то парней. Среди мужиков я узнал Контура и Угора — лиц, приближенных к Мордану. — Вон того, со сломанным носом, — вставил ремарку Контур, — на их языке «Терминатором» кличут. — Все они со страшными погремухами, — усмехнулся Мордан, — но это до первой отсидки. Еще в КПЗ нарекут вполне безобидно: Томами, Машами, Клавами. — А кто это вам наколол? — внезапно спросил Лепила. Я вздрогнул, раскрыл глаза и теперь уже по-настоящему вздрогнул. Из пыльного зеркала взирала на мир свирепая рожа бывалого зэка. «Не спи!» — предупреждала неровная татуировка на верхних веках припухших глаз. Безобразный шрам тянулся от основания шеи до левого уха и от этого рот кривился в вечной зловещей усмешке. — Вот этого зверя вам кто наколол? — снова спросил Лепила, увидев, что я проснулся. Он любовался моим леопардом.
— Это в Исландии, в салоне «Тату», — лихо соврал я, чтобы полностью исключить последующие вопросы.
— Почем? — встрепенулся Мордан.
— Двадцать пять с половиной центов за сантиметр квадратный.
— Тогда мы татуировку в справочке упомянем, — согласился Лепила и цыкнул серебряной фиксой. — Умеют, сучары, работать! Мне, если честно, такое не повторить. Нужный колер не в раз подберешь… — А почему именно тигр? — не унимался Мордан. — Это леопард, а не тигр.