В чем причина? — она и сама не знала, но чувствовала душой, что случилось что-то серьезное. Ей было очень плохо, а Мордану — еще хуже. Цинковый ящик с покойником это не чемодан, его не засунешь в багажник такси, а в месте, где человек появился впервые, с кондачка не найдешь даже сортира. Вот он и умчался куда-то звонить, что-то там утрясать. Я его отпустил, не полез в душу, не стал напоминать о себе.
Нельзя сказать, чтобы я волновался или злорадствовал. Жизнь вне тела довольно пресна. У чистого разума нет эмоций. Он беспристрастен. Так что я, в то же время, не совсем я — отстраненно взираю на происходящее, регистрирую факты. По старой привычке иногда про себя отмечаю: вот тут бы я посмеялся, вот это должно быть грустно, а здесь вот, можно и возмутиться. Но не смеюсь, не грущу, не психую. В общем, не человек, а соленая рыба.
Зато у Мордана эмоций хоть отбавляй. Все у него пошло кувырком. Три человека из его разношерстной бригады были уже в Ростове. У них все готово: машина стоит в аэропорту, ждет приземления борта. Водитель нервничает, начинает требовать неустойку. Ну, как тут не подавать сигналы тревоги? Я хотел было мотануться в Ростов, прояснить для себя ситуацию, но что-то не отпустило. Какое-то черное излучение. Кажется, где-то поблизости бродит страх.
Беда никогда не приходит одна. Ее сопровождает милиция. И чем больше беда — тем «почетней» эскорт. А тут! Аэропорт был оцеплен в считанные минуты. Всех, кто там был — пассажиров, встречающих, провожающих — согнали в зал ожидания. Вторым эшелоном пошел спецназ — крутые ребята в черных намордниках. Их всегда отличишь по множеству признаков, хотя бы по манере передвигаться. А уже вслед за ними выдвинулись снайпера: аккуратные, как хирурги, с зачехленными СВД за спиной. Ни стука, ни звука, ни щелканья челюстей. Шаг, два — и люди пропали, растворились в рассветном воздухе.
Опа-чки! — подумалось в первый момент, — здравствуйте, хлопцы, не по мою ли вы душу? Да нет, так встречают только вора в законе да кремлевского завсегдатая, если конечно, это не одно и то же лицо.
Последними подкатили машины с мигалками. Робко так подкатили и скромно приткнулись у края летного поля. Номера, как на ватерклозетах: вместо цифр сплошные нули, а ведут себя так, будто бы не они хозяева этой жизни. По периметру этой своры встала охрана — бесстрастные морды, тяжелые челюсти и черные пиджаки с оттопыренными карманами. Судя по их количеству, что-то произошло, или может произойти. Что-то из ряда вон выходящее. То, что заставило сбиться в круг очень серьезных людей. Столько генеральских мундиров я видел лишь на парадах. Но там они были в центре внимания, а здесь стояли в сторонке и отрешенно встречали рассвет. Люди в гражданской одежде —
они же — носители денег и власти, тоже чувствовали себя неуютно включившись в непривычный для себя, режим ожидания.
Весь город тоже в тревоге замер. И его прибирал к рукам страх. На площади, прилегающей к аэропорту, вдруг не стало машин. Даже улицы, впадающие в нее, вмиг опустели. На перекрестки встали регулировщики. Подчиняясь приказу, они давали зеленую улицу старенькому ЛИАЗу — рейсовому автобусу с табличкой на лобовом стекле «Осторожно, дети!»
Мордан, тем временем, разбирался с милицией: совал, как козырные карты, билет до Ростова, документы на гроб и на тело, отстаивал свое право быть ближе к центру событий. Седой капитан со всеми бумагами ознакомился, не забыл посмотреть и паспорт. Потом стрельнул закурить и с тоскою сказал:
— Иди отсюда, мужик. Иди, пока цел. Тут такое творится!
Глава 15
В толпе прозвучало слово «заложники» и несколько раз — «дети». Да, такого еще я не видел, что называется, докатились! Не грех и полюбопытствовать.
Автобус вел потемневший от злобы шофер — худощавый мужик лет сорока пяти, с короткой седой стрижкой и тоской в запавших глазах. У него болела жена, давно закончилось курево, и от этого было еще тоскливей. «Эх, если б не малыши!» — на волнах бессильной ненависти крутилось в его голове. Дальше этого мысли не шли. Последние час-полтора он хлебнул полной чашей до тошноты, до блевотины. Хлебнул такого дерьма, что близкая смерть не казалась уже самым плохим исходом. В возможность успешного штурма он не верил. Как не верят нормальные люди в бабу Ягу, летающие тарелки, вменяемость власти и всеобщее светлое будущее. Не верил он также тому, что бандитов так просто отпустят. В зеркале заднего вида прыгала морда боевика, что сидел за спиной шофера в кресле кондуктора, сжимая в правой руке двуствольный обрез охотничьего ружья. Он следил за дорогой и реакциями водителя, контролировал все эмоции его, все движения и даже выражение глаз. Заподозрив на ровном месте что-то неладное, кричал, срываясь на визг:
— Спокойно мужик, спокойно! Не ссы в компот: сделаешь, как я сказал, жить будешь долго.
— Заткнись! — оборвал его бородач в камуфляжном костюме, которому порядком поднадоела эта бесконечная мантра, — и запомни, Мовлат, пока все не закончится, никакой наркоты. Аллах сегодня обдолбанных не принимает.