В ту ночь эски кормят своих собак остатками протухшего мяса моржа, привязывают их к стойкам из китового уса, вбитым в гравий, после чего заползают в свой снеговой дом и укладываются спать. Рано утром они вновь уезжают, но после наступления темноты возвращаются с пустыми руками. На следующий день разыгрывается сильный снегопад и охота теряет смысл, поэтому они проводят его в своем снеговом доме. Дракс бредет по снегу сквозь буран, обходя холмики спящих собак, чтобы нанести им визит. Он дает каждому из них по щепотке табака и задает разные вопросы. Когда они не понимают, что он имеет в виду, он начинает говорить громче и жестикулирует. В ответ они смеются и рисуют узоры в воздухе или на необработанной поверхности сыромятных оленьих шкур, из которых сшиты их спальные мешки. Время от времени они отрезают кусочек мерзлой печени котика и сосут его, словно лакричный леденец на палочке. Иногда оба надолго замолкают, а иногда – разговаривают так, словно его нет рядом. А он наблюдает за ними, вслушивается в то, что они говорят, и спустя некоторое время понимает, каким должен быть его следующий шаг. Это не столько решение, сколько медленное понимание. Он чувствует, как ему постепенно открывается будущее. Он жадно втягивает обеими ноздрями висящий в ледяном арктическом воздухе его жаркий аромат точно так же, как пес улавливает исходящую от суки ее соблазнительно пахнущую потребность.
Когда ураган стихает, эски вновь отправляются на охоту за котиками. В первый день они убивают одного котика, а во второй – еще двух. Когда они, согласно уговору, отдают последнюю тушку, Кэвендиш показывает им второе ружье. Он рисует на снегу еще пять черточек, но эски качают головами и все время показывают в ту сторону, откуда пришли.
– Они хотят вернуться домой, – говорит Самнер. Они стоят снаружи палатки; небо чистое и ясное, но воздух по-прежнему обжигающе холоден. Самнер уже чувствует, как немеют у него лицо и глаза.
– Они не могут уехать, – возражает ему Кэвендиш. Он вновь кивает на землю и размахивает перед ними ружьем.
Старший из двоих показывает ему то ружье, что у них уже есть, и вновь показывает на запад.
–
Кэвендиш качает головой и негромко ругается.
– Мяса и ворвани нам хватит на целый месяц, – убеждает его Самнер. – Если только они вернутся до того, как наши припасы иссякнут, мы продержимся.
– Если уедет этот старый ублюдок, то молодой должен остаться здесь, с нами, – говорит Кэвендиш. – Если они уедут вместе, откуда нам знать, что они вообще вернутся?
– Не угрожайте им, – предупреждает его Самнер. – Если надавите слишком сильно, тогда они точно уедут.
– Может, у них и есть ружье, но они еще не получили к нему порох и пули, – заявляет ему Кэвендиш. – Поэтому, сдается мне, я могу грозить этим ублюдкам, как только захочу, если мне придет в башку такая блажь.
Он тычет пальцем в младшего из двоих, а потом показывает на снежный дом.
–
Эски качают головами и с сожалением улыбаются, словно вполне понимают это предложение, вот только оно представляется им глупым и даже чуточку неприличным.
– Нет обмена, – небрежно повторяет старший. –
Некоторое время оба смотрят на Кэвендиша, и в их глазах нет страха, а светится одно лишь изумление. Затем они поворачиваются и идут обратно к нартам. Привязанные псы выбираются из своих снеговых нор и начинают повизгивать и подвывать при их приближении. Кэвендиш лезет в карман за патроном.
– Вы думаете, что, убив их, заставите их передумать? – интересуется Самнер. – Это все, на что вы способны?
– Я еще никого не убил, а только целюсь получше, чтобы обратить на себя капельку больше внимания.
– Подождите, – говорит судовой врач. – Опустите винтовку.
А эски уже вновь укладывают свое имущество на нарты, скатывают постельные принадлежности и привязывают их полосками моржовой шкуры. Когда к ним подходит Самнер, они даже не дают себе труда поднять голову.
– У меня есть кое-что для вас, – говорит он. – Вот, взгляните.
Он протягивает руку в перчатке и показывает им украденный золотой перстень, который он носит в застегнутом на пуговицу кармане нательной фуфайки с того самого дня, когда был арестован Дракс.
Старший из двоих поднимает голову, отрывается от своего занятия и трогает младшего за плечо.
– Какой прок может быть таким, как они, от золота и драгоценных камней? – окликает его Кэвендиш. – Сдается мне, что если его нельзя съесть, сжечь или трахнуть, оно здесь совершенно бесполезно.
– Они могут обменять его на что-либо у других китобоев, – говорит Самнер. – Они не настолько тупы.
Двое мужчин подходят ближе. Старший берет перстень с ладони Самнера, обтянутой варежкой темной шерсти, и внимательно рассматривает его. Самнер наблюдает за ним.
– Если ты останешься здесь, – обращается он к младшему, показывая на него пальцем, – то и перстень можешь оставить у себя.