Последний койот

— В досье этого не было. Но тут никакого досье не нужно. Вы постоянно подносите руку ко рту. А вы не пробовали бросить?

— Нет. Но в государственных учреждениях курить запрещено. Вы же знаете правила.

Отговорка была неубедительная. Он сам ежедневно нарушал этот закон, куря в помещениях полицейского участка.

— Здесь это правило не действует. Я не хочу, чтобы вы считали этот кабинет частью Паркер-центра или государственным учреждением. Это главная причина, по которой наш офис вынесен за их пределы. Здесь эти правила не действуют.

— Не важно, где мы находимся. Вы все равно работаете на УПЛА.

— Постарайтесь думать, что вы сейчас вдалеке от Управления полиции Лос-Анджелеса. Когда вы здесь, старайтесь представлять, что приходите повидаться с другом. Поговорить. Здесь вы можете говорить что угодно.

Босх знал, что ее нельзя считать другом. Ни за что. Слишком многое стояло на кону. И тем не менее он коротко кивнул, чтобы сделать ей приятное.

— Не очень-то убедительно.

Он дернул плечами, как будто говоря, что это максимум, на который он способен, и это так и было.

— Кстати, если хотите, я могла бы избавить вас от никотиновой зависимости при помощи гипноза.

— Если бы я хотел бросить, я бросил бы. Люди делятся на курильщиков и нет. Я курильщик.

— Да. Это, пожалуй, самый характерный симптом личности, склонной к саморазрушению.

— Простите, меня отправили в отпуск, потому что я курю? Из-за этого весь сыр-бор?

— Я думаю, вы прекрасно понимаете, из-за чего он.

Он не стал ничего отвечать, придерживаясь своего решения говорить как можно меньше.

— Что ж, тогда давайте продолжим, — произнесла она. — Вы находитесь в отпуске уже… так, во вторник будет неделя?

— Угу.

— И чем вы все это время занимались?

— Главным образом заполнял разнообразные бумажки на дом.

— На дом?

— Мой дом пострадал во время землетрясения. Правительственная комиссия признала его непригодным для проживания.

— Но землетрясение было три месяца назад. Что же вы так затянули?

— Мне было некогда. Я работал.

— Ясно. У вас хоть страховка была?

— Что вам ясно? Ничего вам не ясно. Вы никогда не сможете взглянуть на вещи моими глазами. Нет, страховки не было. Как и почти все остальные, я жил в отрицании. Так это называется на вашем птичьем языке, да? У вас-то наверняка страховка была.

— Была. Сильно ваш дом пострадал?

— Это как посмотреть. Инспекторы говорят, его теперь только под снос, даже внутрь заходить нельзя. А я считаю, что все нормально, нужно только кое-что подремонтировать. Меня в строительном магазине уже в лицо узнают. Я нанял бригаду. Они скоро все закончат, и тогда я буду оспаривать решение комиссии. У меня уже есть адвокат.

— И вы сейчас так там и живете?

Он молча кивнул.

— Вот это совершенно определенно отрицание, детектив Босх. Не думаю, что вы поступаете разумно.

— А я не думаю, что вас хоть как-то касается то, что я делаю в свободное от работы время.

Она вскинула руки, признавая его правоту:

— Что ж, хотя я этого и не одобряю, наверное, тут можно найти и свои положительные стороны. Хорошо, что у вас есть дело, которым вы можете заняться. Хотя я лично предпочла бы, чтобы это был какой-то спорт, хобби или, возможно, планы куда-то выехать из города. Думаю, вам сейчас очень важно чем-то себя занимать, чтобы не думать об инциденте.

Босх ухмыльнулся.

— Что такое?

— Даже не знаю. Все почему-то упорно называют то, что произошло, «инцидентом». Сразу вспоминается Вьетнамская война, которую предпочитали именовать конфликтом, а не войной.

— Ну, хорошо, а вы сами как назвали бы то, что произошло?

— Не знаю. Но инцидент… это звучит как-то… не знаю. Безлико. Слушайте, доктор, давайте вернемся немного назад. Я не хочу никуда уезжать из города. Я ловлю убийц. Это моя работа. И мне очень хотелось бы к ней вернуться. Думаю, я могу принести еще кое-какую пользу обществу.

— Если руководство вам позволит.

— Если вы дадите мне допуск. Вы же знаете, что это будет зависеть от вас.

— Возможно. Вы никогда не обращали внимания на то, что говорите о своей работе как о некой миссии?

— Ну, примерно так оно и есть. Это ж практически святой Грааль.

Он произнес это с сарказмом в голосе. Терпеть это становилось уже совершенно невозможно, а ведь это была всего лишь первая сессия.

— В самом деле? Вы действительно считаете, что ваша миссия — раскрывать убийства, сажать преступников в тюрьму?

Он снова дернул плечом — в знак того, что не знает. Потом поднялся и, подойдя к окну, устремил взгляд на Хилл-стрит. По тротуарам спешили толпы пешеходов. Каждый раз, когда он оказывался в этом квартале, на улицах были толпы. Он обратил внимание на двух женщин европейского вида. В море азиатских лиц они выделялись, как изюминки в рисе. Женщины поравнялись с витриной китайской мясной лавки, и Босх разглядел за стеклом рядок подвешенных за шеи копченых утиных тушек.