Последний койот

– Я хочу сказать, что у него сломана челюсть и теперь он носит во рту металлические скобки. О том, как был получен этот перелом, парень тоже хранит молчание.

Босх кивнул и посмотрел на Ирвинга – уж не скрывается ли в его словах издевка или какой-нибудь подтекст. Однако Ирвинг был сама невинность.

– Доктор сказал, что у тебя серьезная контузия, но череп цел. Есть лишь повреждение кожного покрова в виде пореза, на который наложены швы.

– Может, врач соврал? У меня лично такое ощущение, что башка как котел, а в нем дырка размером с донышко от стакана.

– Сколько всего наложили швов?

– По-моему, врач говорил – восемнадцать...

– Он также сказал, что тебя несколько дней будут мучить головные боли. Возможны также кровоподтеки в области глаз. Короче говоря, все не так страшно, как выглядит со стороны.

– Хорошо все-таки, что вам удалось получить хоть какую-то информацию от врача. Мне он сообщил лишь о числе швов. Со мной все больше медсестры общаются.

– Врач сейчас придет. Наверное, он ждал, когда ты окончательно очухаешься. Отойдешь, так сказать, от...

– От чего?

– Ты, Гарри, был малость не в себе, когда мы тебя обнаружили. Может, не стоит говорить об этом сейчас? Лучше подождать. Ты перенес серьезную травму и должен отлежаться...

– Я в норме. И хочу говорить. Вы были на месте событий в парке Ла-Брю?

– Да, я там был. И сейчас, и когда нам переадресовали звонок из Маунт-Олимпус. Кстати, у меня в машине твой портфель. Ведь ты там его оставил, не так ли? У Конклина?

Босх хотел было кивнуть, но замер, поскольку даже такое движение вызывало у него головокружение.

– Очень хорошо, – сказал он. – Там есть одна вещь, которую я хотел бы сохранить.

– Фотография?

– Вы что, уже просмотрели содержимое портфеля?

– Босх! Ты, должно быть, и в самом деле не в себе! Он был обнаружен на месте преступления.

– Ох! Я совсем забыл. Извините...

Сейчас Босх готов был согласиться с чем угодно. Он безмерно устал от борьбы и споров.

– Наши ребята, побывавшие на месте преступления на холме, уже сообщили мне, что там произошло. По крайней мере изложили рабочую версию, основанную на свидетельских показаниях и выводах судебного эксперта. Не совсем ясно, однако, как тебя занесло на гору... Так что подумай хорошенько: ты сейчас будешь отвечать на мои вопросы или, быть может, подождем до завтра?

Босх помолчал, пытаясь собрать воедино разрозненные образы случившегося. Они упрямо не желали выстраиваться в цельную законченную картину. Но постепенно в голове у него прояснилось, и он согласно кивнул, давая понять, что будет говорить немедленно.

– Я готов.

– О'кей! В таком случае позволь мне сначала зачитать тебе твои права.

– Как? Опять?!

– Это стандартная процедура, так что не принимай близко к сердцу. Не забывай, что вчера ты побывал в двух разных местах, и в обоих случаях кто-то падал с большой высоты. Со стороны это выглядит довольно подозрительно.

– Я не убивал Конклина.

– Я знаю об этом. Кроме того, у нас есть показания охранника, который утверждает, что ты вышел из корпуса до того, как Конклин выбросился из окна. Так что об этом не беспокойся. Здесь ты чист. Тем не менее, мне приходится следовать раз и навсегда заведенному порядку. Ты по-прежнему хочешь дать показания?

– Да, по-прежнему. И опять отказываюсь от иммунитета.

Ирвинг зачитал ему права, а под конец сказал:

– У меня нет соответствующего бланка на подпись. Тебе придется подписать отказ завтра.

– Так вы будете слушать мою историю или нет?

– Буду!

– В таком случае начнем...

Он замолчал, словно не зная, как облечь охватившие его чувства в слова.

– Что с тобой, Гарри?

– Ничего... Короче, дело было так. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году Арно Конклин познакомился с Марджери Лоув. Их познакомил голливудский сутенер и сводник Джонни Фокс, который зарабатывал на жизнь, организуя подобные встречи. Разумеется, не бесплатно. Первое свидание Арно и Марджери состоялось на вечере в честь Дня святого Патрика в здании масонской ложи на бульваре Кауэнга.

– Этот момент запечатлен на фото в твоем портфеле, верно?

– Точно так. На этой встрече, по словам Конклина, которым я склонен верить, он еще не знал, что Марджери – проститутка, а Фокс – ее сутенер. Возможно, Фокс организовал их знакомство по той причине, что видел в нем некоторые заманчивые перспективы для себя в будущем. Потому-то он и не заикнулся тогда о деньгах. Ведь если бы Конклин, известный всему городу борец с пороком, узнал, что речь идет о продажной любви, он бы просто-напросто повернулся и ушел с вечера.

– Значит, ты утверждаешь, что Конклин не знал подноготной Фокса? – спросил Ирвинг.

– Так по крайней мере он говорил. Если вам трудно в это поверить, то допустить, что заместитель окружного прокурора открыто разгуливал на людях с такого рода публикой, еще труднее. Я лично буду опираться на слова Конклина. Итак, он ничего не знал.

– О'кей. Он не знал, что его компрометируют. Но что в этом было для Фокса... и для твоей матери?