Последний койот

Из полученной от Маккитрика информации вытекало, что у Фокса была какая-то компрометирующая информация на Конклина. Но какая именно? Босх знал, что Фокс имел дело с женщинами. Следовательно, мог подцепить Конклина на крючок посредством женщины – или женщин. В газетных статьях за тот период упоминалось, что Конклин был холостяком. Мораль того времени – да и нынешнего тоже – не требовала, конечно, от чиновника и кандидата на пост окружного прокурора абсолютной непогрешимости и обета безбрачия, но и не допускала, чтобы он втайне предавался тем порокам, которые осуждал на публике. Если бы он нарушил это негласное правило и был разоблачен, то распрощался бы со своей политической карьерой, не говоря уже о положении руководителя комиссии по расследованию преступлений антиобщественного характера. Стало быть, если Конклин и впрямь был тайным поклонником порока, то Фокс являлся именно тем человеком, который мог оказать ему содействие в исполнении прихотей и таким образом получить над ним огромную власть. Эта версия была не идеальной, но по крайней мере объясняла странный допрос Фокса, который провели Маккитрик и Эно.

Однако версия начинала работать – и даже в большей степени – в том случае, если Конклин не только предавался пороку, но и пошел дальше. К примеру, убил женщину, которую Фокс к нему направил, – то есть Марджери Лоув. Это, во-первых, объясняло уверенность Конклина в непричастности Фокса к этому убийству – ведь убийцей был он сам. Во-вторых, позволяло понять, каким образом Фоксу удалось заручиться поддержкой Конклина, а впоследствии получить работу в его избирательном штабе. Другими словами, если убийцей был Конклин, то у Фокса появлялась возможность держать его на крючке прочнее прежнего и, что более важно, постоянно, практически до скончания дней. Конклин таким образом превращался в некое подобие той самой ваху – красивой рыбы, которую Босх сегодня поймал. Хотя леска была длинной, сорваться с крючка ей так и не удалось.

Но рыба могла сорваться, если бы человек оставил удилище и ушел. Босх подумал о смерти Фокса и решил, что она как нельзя лучше встраивается в его гипотезу. Конклин какое-то время выжидал, чтобы отделить одну смерть от другой. То есть играл роль попавшей на крючок рыбы и даже согласился предоставить Фоксу легальную работу в собственном избирательном штабе. Но когда горизонты расчистились, Фокса на улице сбила машина. Конклин же – возможно, подкупив репортера, освещавшего это происшествие – избежал огласки порочивших Фокса, а значит, и его самого, сведений. А по прошествии нескольких месяцев Конклин был избран на пост окружного прокурора.

Потом Босх задумался, какое место следует отвести Миттелю. Ведь все эти события происходили не в вакууме. Босх полагал, что Миттель – правая рука Конклина и его опора – знал об этом деле ничуть не меньше своего босса.

В общем и целом Босху эта версия нравилась. Но и злила его до крайности, поскольку являлась не более чем предположением. Он покачал головой, осознавая, что никуда, в сущности, не продвинулся и остался на прежнем месте. Сплошь рассуждения, умствования – и никаких улик.

В конце концов, устав от бесплодных размышлений, он решил на время выбросить это дело из головы. Прикрутив ручку кондиционера, поскольку в салоне стало слишком прохладно, он завел мотор и выехал с парковки. Он медленно ехал по кварталу «Гнездо пеликана» и думал о женщине, которая хотела продать ему кондоминиум, оставшийся после смерти отца. Она же начертала свое имя – Джаз – на холсте автопортрета. Ему нравилось, как она подписывалась. Она вообще ему нравилась.

Развернув машину, он поехал к ее дому. Солнце еще не село, поэтому свет в окнах не горел, и он не мог сказать, дома она или нет. Припарковав «мустанг», он курил, глядя на ее окна и размышляя о том, что ей скажет, если, конечно, представится такая возможность.

Минут через пятнадцать, когда Босх все еще пребывал в нерешительности, Джасмин вышла из дома и направилась к парковочной площадке. Босх, испугавшись, что женщина его заметит, впал в ступор и едва успел пригнуться, когда она приблизилась к его «мустангу». Он замер, прислушиваясь, когда заработает мотор ее машины. «И что потом? – спрашивал он себя. – Поехать за ней? Но зачем? И как это ей объяснить?»

Он вздрогнул и выпрямился, услышав мягкий стук. Оцепенение вернулось, но ему все же удалось нажать на кнопку, опускающую стекло.

– Да?

– Мистер Босх! Что вы здесь делаете?

– В каком смысле?

– Какого черта вы здесь сидите? Я вас сразу заметила.

– Я...

Он замолчал, не зная, что сказать. Правда казалась слишком унизительной.

– И что же с вами делать? Может, мне позвонить в службу безопасности?

– Не надо никуда звонить. Я... приехал сюда, чтобы... чтобы перед вами извиниться.

– Извиниться? За что это?

– За сегодняшнее. За то, что проник в ваш дом. Я... вы были правы. Я не собирался ничего у вас покупать.

– Зачем в таком случае вы сюда приехали?

Босх открыл дверцу и вышел из машины. Его смущало и одновременно раздражало то обстоятельство, что она смотрела на него сверху вниз.