Последний койот

— Практически нет. То есть этот вопрос никогда напрямую не обсуждался.

— Вы жили вместе?

— Время от времени. Но никто из нас не собирался отказываться от своего дома.

— Разрыв окончательный?

— Полагаю, что так.

Заявив об этом во всеуслышание, Босх впервые осознал, что Сильвия Мур исчезла из его жизни навсегда.

— Вы расстались по взаимной договоренности?

Босх откашлялся. Он не хотел об этом говорить. С другой стороны, просто необходимо поскорее со всем этим покончить.

— Полагаю, вы придете к выводу, что мы расстались по взаимной договоренности, но я, признаться, не догадывался о разрыве, пока она не стала собирать вещички. Три месяца назад мы сжимали друг друга в объятиях во время землетрясения, когда дом содрогался от крыши до фундамента. Можно сказать, она ушла от меня еще до того, как утихли последние толчки.

— Слабые толчки и сейчас продолжаются.

— Это я для большего драматизма так выразился.

— Вы хотите сказать, что причиной вашего разрыва послужило землетрясение?

— Да ничего подобного. Я просто сообщил вам о том, когда именно это произошло. Сразу после землетрясения. Она работала учительницей в Вэлли, и ее школа развалилась чуть ли не до основания. Детей перевели в другую школу, и в районе Вэлли лишние учителя стали не нужны. Ей предложили оплачиваемый годичный отпуск, она согласилась и уехала из города.

— Она испугалась нового землетрясения — или, быть может, вас?

Кармен внимательно на него посмотрела.

— С чего бы это ей меня пугаться?

В его голосе прозвучал вызов, и секундой позже он это осознал.

— Не знаю. Я просто задаю вам вопросы. Скажите, у нее были основания вас бояться?

Босх заколебался. Этого вопроса он прежде никогда себе не задавал.

— Если вы имеете в виду физическое насилие, то скажу сразу: нет, в этом смысле она меня нисколько не боялась и не имела для этого никаких оснований.

Кармен Хинойос кивнула и записала что-то в своем блокноте.

— Послушайте, — возмутился Босх, — все это никак не связано с тем, что случилось на прошлой неделе.

— Так почему она от вас уехала? По какой причине?

Он почувствовал прилив злости и отвернулся. Теперь все так и пойдет, подумал он. Эта женщина будет задавать ему неприятные вопросы, норовя поглубже забраться в душу.

— Я не знаю.

— Подобный ответ в этом кабинете не принимается. Лично я считаю, что вы знаете, почему она ушла. А если не знаете, то по крайней мере догадываетесь и имеете кое-какие соображения на этот счет. Должны иметь.

— Она узнала, кто я такой.

— Узнала, кто вы такой? Что вы хотите этим сказать?

— Об этом надо ее спрашивать, потому что это она так сказала. К сожалению, она сейчас в Венеции. Той, что в Италии.

— А что, по-вашему, она имела в виду?

— Мои соображения не имеют никакого значения. Эти слова произнесла она, она же от меня и ушла.

— Только не пытайтесь мне противодействовать, детектив Босх, очень вас прошу. Поверьте, я тоже хочу, чтобы вы вернулись к работе. Как я уже говорила, моя миссия — помогать людям. В данном случае я помогаю вам, но вы стараетесь помешать мне. Вы трудный человек.

— Может, и она пришла к такому выводу. А может, я и вправду такой.

— Сомневаюсь, что здесь все так просто.

— А я иногда именно так и думаю.

Она посмотрела на часы и наклонилась к Босху, явно недовольная результатами сеанса.

— Я понимаю, детектив, насколько неуютно вы себя здесь чувствуете. Но чтобы добиться результата, нам придется вернуться к этой теме. Поразмышляйте об этом на досуге. Самое главное — попытайтесь облечь свои чувства в слова.

Она немного подождала. Думала, что он, возможно, заговорит, вставит хоть слово. Но он промолчал.

— Давайте еще раз попробуем поговорить о случившемся на прошлой неделе. Насколько я понимаю, это происшествие было как-то связано с убийством проститутки, которым вы занимались.

— Да, это так.

— Убийство было жестокое?

— «Жестокое» — просто слово. Все зависит от смысла, который в него вкладывается. Иначе говоря, все зависит от точки зрения.

— Положим. Скажите в таком случае: с вашей точки зрения, это было жестокое убийство?

— Да, жестокое. Но убийства почти всегда сопряжены с жестокостью. Когда человека убивают, это уже само по себе жестоко.

— И вы, значит, арестовали подозреваемого и отвезли в отдел?

— Да. Мой напарник и я. То есть нет. Подозреваемый добровольно согласился проехать с нами, чтобы ответить на вопросы по этому делу.

— Как вы думаете, это убийство задело вас сильнее, чем, скажем, предыдущие дела такого рода?

— Возможно. Не знаю точно.

— Ну а если задело, то по какой причине?

— Вы, вероятно, хотите узнать, отчего это я вдруг проникся таким сочувствием к проститутке? Так вот, ничего подобного не было. Я сочувствовал ей ничуть не больше, чем другим жертвам. Но, начав работать в убойном отделе, я взял на вооружение одно правило.

— Какое?

— Все важны, или никто не важен.

— Объясните.