Последний контакт 3 (СИ)

Путь всего в несколько сотен метров от смотровой рубки до мостика он запомнит на всю оставшуюся жизнь. Погруженный в полумрак аварийного освещения корабль был похож на пристанище призраков или на декорацию к фантастическому хоррор-триллеру. Повсюду на полу лужи крови, перепачканные ею же переборки, кремальеры и даже потолки — как выяснилось позже, это было последствие резни, которую устроил один из коков простым кухонным ножом. На полу Павленко попадались отрубленные или отсеченные части тела: пальцы, кисти рук, какие-то внутренности. Попался даже раздавленный глаз — и это в относительно пустом коридоре, ведущем к смотровой рубке. Картина жилого отсека, где в обычное время концентрировалась большая часть экипажа, была и вовсе ошеломляющей. Откуда-то доносился протяжный женский плач, из разных отсеков и помещений ему вторили стоны раненых, крики связанных по рукам и ногам людей, мольбы о помощи. С особо буйными психопатами та часть экипажа, которая еще сохраняла крупицы разума, особо не церемонилась. Их либо устраняли физически, зачастую с той же жестокостью, с которой психопаты нападали на людей, либо вырубали и связывали. Сейчас же эти связанные люди молили о пощаде, просили развязать их и дать возможность хоть как-то помочь раненым. Ужас положения был в том, что каждый из обезумевших после возвращения контроля над собой прекрасно помнил о том, что и как он творил. Освобождать их, естественно, никто не спешил, опасаясь рецидива наведенного извне сумасшествия, или, того хуже, уже реального безумия. Мало какая психика спокойно примет и перенесет тот факт, что еще пару часов назад ты представлял собой маньяка-убийцу или насильника.

Павленко то и дело натыкался на тела матросов, реже — офицеров и гражданских. Погибших и раненых было много, очень много. Постепенно коридоры жилого отсека начали заполняться. Словно находясь в бреду, озираясь по сторонам, пугаясь каждого шороха, по палубам и коридорам туда-сюда сновали растерянные люди. Весь корабль, казалось, одномоментно пробудился от жуткого кошмара, и не все еще верили, что страшный сон позади.

На полу возле камбуза Павленко наткнулся на полуголую девушку. Она недвижимо сидела, прислонившись спиной к переборке, и смотрела в одну точку. Лицо ее было в крови, один глаз полностью закрывала огромная гематома, а во рту, кажется, недоставало зубов. Трусиков на ней не было, остатки формы свисали изодранными лоскутами, почти ничего не прикрывая. Павленко заметил кровь в промежности и жуткие синяки на ее бедрах. В истерзанной жертве он узнал их штатного психолога. Она еще дышала, но никак не реагировала на обращенную к ней речь. Павленко поднял безвольное тело на руки и отнес к медпункту. Долго стучал в закрытую гермодверь лазарета, звонил по внутренней связи, но ему никто не отвечал. Как оказалось, с началом беспорядков начмед Ратушняк принял решение полностью изолировать медицинский отсек. Все то время, пока Павленко пытался докричаться до медиков, он думал о судьбе Варвары Касаткиной. Послушала она его или нет? Заперлась ли в своей каюте? Жива ли?

Наконец дверь в медицинский отсек отворилась, и навстречу Павленко вышел майор Ратушняк собственной персоной. Выглядел офицер медслужбы не лучшим образом, однако по его поведению уже чувствовалось — мужчина в себя пришел и начал действовать. Передав с рук на руки раненую девушку-психолога, Павленко краем глаза окинул вотчину начмеда. Картина не сильно отличалась от таковой в жилом отсеке. Раненые на полу, раненые в палатах. Кровь, кровь и еще раз кровь — она была практически везде. Санинструкторы и медсестры уже оказывали пострадавшим помощь, однако им, и это было очевидно, просто не хватало рук.

— Я пришлю кого-нибудь из личного состава… — шепнул Ратушняку Павленко, понимая, что в первую очередь на корабле нужно оказать помощь пострадавшим. Майор Ратушняк только головой кивнул, а затем медленно развернулся и унес пострадавшую в недра лазарета. Павленко же отправился дальше.

Он понимал, что сию минуту его на мостике никто не ждет. Только сейчас осознал, как сильно устал. Такую усталость в книгах описывают эпитетом «смертельная». Была ли эта усталость следствием воздействия на его психику извне или же он попросту не вывозил таких психологических нагрузок, он не знал. Единственное, чего он сейчас действительно хотел, это уединения. Хотелось закрыться от всего мира и ни в чем не участвовать, никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Да, ему повезло, в физическом смысле он не пострадал, но в голове творилось черт знает что.