Самур усмехнулся. Старый хрыч прав. Золото любит сильных. По-настоящему распорядиться таким количеством золота под силу только Владыке. А так… Всю жизнь изображать из себя скромного купца… Путь наверх при дворах хоть Повелителя Гиамуры, хоть Владыки Сидоммы ему заказан — узнают, оглянуться не успеешь, как повиснешь на дыбе. Да, и первым вопросом будет — где золото?
Узурпатор прекратил ломать пальцы, встал возле окна. Ладно… Завтра воззвать к народу: "Отечество в опасности!" Пусть готовятся к обороне. А ночью вывезти золото и закопать. Людей, причастных к тайне придётся отравить, что делать… Стоять до последнего — вдруг удастся отбиться? А нет, так нет… Подземный лаз к его услугам. В конце концов, купцы в Гиамуре живут не так уж плохо.
…
— … Они не могли быть вместе, потому что отец был служителем Храма, а мама невестой на выданье из знатной семьи. И меня могло не быть, поскольку средств, вызывающих выкидыш, известно не так уж мало…
Молодой человек и женщина, с седыми волосами, одетая в простую домотканую юбку, сидели у огня. Дрова в очаге, уже сильно обуглившиеся, выбрасывали короткие язычки пламени, как будто на рдеющих головнях скакали и резвились огненные саламандры, упоминаемые на древних скрижалях. Молодой жрец смотрел на извивающиеся язычки. Время исказило смысл, или более поздние переписчики по каким-то своим причинам… Вот и сложился образ маленьких игривых зверьков, состоящих из огня. И только самые старые каменные плиты отражают их истинную суть. Боевой плазмоид оружие настолько страшное и непредсказуемое, что вызывать их к жизни не рискуют, верно, даже остроухие, сохранившие это искусство от начала времён. Шаровая молния, отдалённый дикий предок тех саламандр, всё равно что глупый царапучий котёнок по сравнению с тигром-людоедом, специально натасканным на охоту за двуногими — таких зверей держат владыки в далёкой стране Хаара-Па…
Киллиан сам не понял, как очутился здесь, в комнате, которую занимала его покупка. "Собачья наложница", женщина тридцати двух лет от роду, лишённая человеческого достоинства волей господ. Наверное, так тянет человека к домашней собаке, единственному существу, которому можно излить жуткую тоску, когда кругом одни враги.
— Прости мой вопрос, господин… — Апи смотрела снизу. — Но разве твоя мать не хотела тебя?
Киллиан горько усмехнулся.
— Тебе, должно быть, неизвестно, что девушек из знатных семей осматривают ежемесячно, и куда тщательнее, чем наложниц в гареме какого-нибудь владыки. Утрата невинности — полбеды, эта проблема решается… Есть среди жрецов-целителей Храма такие умельцы, что восстановят порушенную невинность за дюжину золотых колец, и ещё дюжина заткнёт им рот до могилы. Но вот сторонняя беременность… Её пресекают сразу, как заметят.
Юноша потёр лицо руками.
— Мою мать никто не спрашивал, хочет она этого ребёнка или нет. И отец бессилен был помешать… Меня точно не было бы — подмешали бы матери в питьё нужное зелье, либо открыто влили в рот, силой, и все дела… Но вмешался случай. Правда, я не могу назвать его счастливым…
Жрец замолчал, глядя в огонь немигающим взглядом. Огненные саламандры выдыхались, головни на глазах теряли форму, рассыпаясь россыпью багрово рдеющих углей.
— Тот мор был страшен. Болезнь, как помнится, принесли дикие кролики. Сперва возникал слабый зуд, становившийся всё сильнее и сменявшийся болью. На всём теле вскакивали шишки… Кролики умирали за три дня, человек жил на день дольше. Из всей богатой и знатной семьи уцелела только моя мать, мор её почему-то не тронул. Осиротевшую девушку взяли в Храм — благо Храм с удовольствием принимает сироток с богатым приданым — где я и появился на свет…
Киллиан помешал в очаге кочергой, и саламандры, уже почти уснувшие, вновь заплясали на раскалённых углях.
— Их счастье было довольно долгим. Я рос, окружённый заботой, в садах, где порхали и пели птицы… Так было до трёх лет. А на четвёртый год, когда отец уже стал Верховным жрецом, некоторые решили, что пост сей он занял не по праву, и неплохо бы освободить его.
Юноша сцепил пальцы в замок, оперся на них подбородком, уперев локти в колени.
— Они ужинали вместе, и мама выпила бокал, как я понимаю, предназначавшийся отцу. Это был вполне хороший яд, первые признаки отравления возникли лишь спустя пару дней. А ещё спустя пять её не стало.
Киллиан судорожно вздохнул.
— Время не лечит, Апи, время просто рубцует раны. Лишившийся ног может приспособиться, привыкнуть к их отсутствию. И днём, в суете, даже не задумываться особо. А ночами кричать от боли в ногах, которых больше нет. Был я полу-сирота. Теперь вот полный…
И тут случилось то, чего не должно быть. Потому что никакая "собачья наложница" не смеет прикасаться к своему господину, если на то нет прямого приказа.
Апи медленно, осторожно провела рукой по волосам жреца Храма.
— Бедный…
Киллиан прислушался к своим ощущениям. Странно, но никаких признаков гнева он не испытывал. Наоборот, стало чуть легче.
— Расскажи мне о себе, Апи, — сказал он, и слова прозвучали не как приказ, а как просьба.
Женщина помолчала.