— Справедливости, о король! — воскликнул я так, что мой возглас услыхали все придворные. — Справедливости для самого обиженного и наиблагороднейшего человека на свете! Чарльз Брендон, бывший друг Вашего Величества, брошен в самую страшную, мрачную тюрьму и приговорён к смертной казни за то, что якобы убил двух людей в Биллингсгейте. Но… — Тут слёзы брызнули из моих глаз, однако я заставил себя рассказать королю всё, что уже известно читателю, касавшееся посещения принцессой Мэри опасного квартала. — И вот этот-то человек, — воскликнул я затем, — присуждён к смертной казни! Но я слишком хорошо знаю сердце Вашего Величества, чтобы не быть уверенным в немедленном освобождении Брендона. Подумайте, король, он спас царственную честь вашей сестры, которую вы так любите, и так ужасно пострадал за свою храбрость и благородство. В день, когда я должен был поспешно выехать во Францию, леди Мэри обещала мне всё сказать вам и освободить от наказания человека, оказавшего ей такую услугу. Но она — женщина и, следовательно, рождена для измены!
Король улыбнулся моей горячности и произнёс:
— Да что вы говорите только, сэр Эдвин? Мне известно о том, что Брендон приговорён к смертной казни, но если дело обстоит так, как доказано на суде, если он действительно убил двоих граждан, то я не могу вмешиваться в правосудие, которого вправе требовать мой добрый народ. Вместе с тем всё то, что вы рассказываете про мою сестру — сущая нелепость. Наверное, вы придумали всё это из любви к своему другу, чтобы спасти его. Остерегитесь, друг мой, произносить такие речи в следующий раз! Если бы дело обстояло так, как вы говорите, то сам Брендон сослался бы на это во время следствия!
— Клянусь, Ваше Величество, что всё, сказанное мной, — сама истина, и что леди Мэри и леди Джейн подтвердят каждое моё слово! Брендон не хотел объяснения, чтобы не подвергать риску доброе имя спасённой принцессы: Вашему Величеству известно, что к прорицателю Граучу ходят не только для гаданий. Брендон предпочёл лучше умереть, чем подвергнуть нареканиям имя столь любимой вами особы. Но похоже на то, что эти дамы, так обязанные Брендону, готовы лучше дать ему умереть, чем понести последствия собственной глупости. Умоляю Ваше Величество поспешить… нельзя более терять времени! Не вкушайте ни куска более, пока этот человек, который так честно послужил вам, не выйдет оправданным из тюрьмы. Пойдёмте, Ваше Величество, пойдёмте сейчас же, и пусть всё, что я имею, моё богатство, моя жизнь, моя честь — всё принадлежит Вашему Величеству!
На минуту король задумался, не выпуская ножа из рук, а затем произнёс:
— Каскоден, сколько я вас знаю, я никогда ещё не уличал вас во лжи. Вы невелики ростом, но чувством чести не уступите и Голиафу. Мне кажется, что вы говорите правду, а потому я сейчас же отправляюсь и освобожу Чарльза Брендона. А моя сестрица пусть отныне наслаждается жизнью во Франции под эгидой своего престарелого обожателя, короля Людовика. Я не могу лучше наказать её! Эта история только укрепляет моё решение, и теперь меня не проймёшь лестью! Сэр Томас Брендон, приготовьте моих лошадей, я отправляюсь к лорду-мэру, затем к милорду архиепископу Линкольнскому, чтобы договор с французами был немедленно подписан. Объявите во всеуслышание, что принцесса Мэри через месяц станет королевой Франции!
Последние слова короля были обращены к придворным, и ещё до вечера новость облетела весь Лондон.
Не дожидаясь приглашения, я последовал за королём, твёрдо решив не полагаться ни на кого, пока Брендон не будет освобождён. После того как мы переехали через Лондонский мост и завернули по Лоуер-Темз-стрит, король от Фиш-стрит-Хила направился по Грейс-Черч-стриту к Бишопгейту. Он заявил, что остановится у герцогини Корнуэльской поесть там пудинга и затем направится к канцлеру Уолси.
Я отлично знал, что стоит королю попасть к Уолси, как там начнутся пьянство и картёж, прерываемые страстными политическими спорами. Тогда Генрих пробудет у канцлера всю ночь, а Брендон по-прежнему будет томиться в своей темнице. Я готов был перевернуть небо и землю, чтобы не допустить этого, и, смело подъехав к королю, обратился к нему, обнажив голову:
— Ваше Величество дали мне своё королевское слово прежде всего отправиться к лорду-мэру. За все те годы, которые я имею честь чтить вас, как великодушного государя и могущественного короля, это первая просьба, с которой я решился обратиться к вам, и теперь я заклинаю вас вашей собственной честью исполнить свою обязанность дворянина и короля!
Это была смелая речь, но в данный момент мне было совершенно безразлично, приятны ли были мои слова или нет.
Король вытаращил на меня глаза и сказал:
— Каскоден, вы привязались ко мне, словно репейник, но вы правы, я забыл своё обещание. Вы помешали мне обедать, и мой желудок громко взывал к одному из лакомых пудингов герцогини Корнуэльской. Однако в горе вы прекрасный друг! Я хотел бы тоже иметь такого!