Читаем Последний костер полностью

-- Ты просто напутан, я тебе сочувствую. Но ведь на небе -- ни одного облачка. Что еще надо астрономам?

-- Чтобы все это сохранилось на ночь. -- И Тишкин стал готовиться к работе.

Я помог ему установить на туре тяжелый универсал. Пока астроном налаживал его, пришла Аля. В черном полушубке, с засученными рукавами, в валенках и шапке, она похожа на маленького мужичка. Девушка пытливо осмотрела небо, глянула на темнеющие в дымке горы, улыбнулась, видимо, довольная обстановкой.

Звезд еще не видно. Надо подождать. Мы усаживаемся на камнях у края обрыва, молча любуемся вечерним пейзажем.

-- Там, за горизонтом, -- Аля показывает на запад,-- есть города, песни, кино, интересные встречи. Как далека от нас эта жизнь и как дорога. Может быть, именно в том и счастье, что тоскуешь по ней, мечтаешь о ней.

Ей никто не ответил.

-- Бараны, -- таинственно шепчет Тишкин, толкая меня в бок.

Я смотрю вниз, куда он показывает рукой и куда сбегает острый гребень гольца. Вижу, на седловине появляется стадо снежных баранов. Россыпь гремит под их копытами, бараны торопятся к южному склону хребта и исчезают за изломом.

-- Кто бы мог их спугнуть? -- Аля вопросительно посмотрела на меня.

Я ничего не мог ей сказать. Здесь многое было необъяснимо.

Вдруг снизу налетел ветерок и неожиданно окатил нас снежной пылью. Откуда бы ему взяться, если кругом тихо?

-- Вот вам первая ласточка. Все идет как по расписанию, -- зло сказал Тишкин.

Еще две-три минуты -- и потух закат. Тьма поглотила грани откосов. Вот и вершины гор растворились в темноте. Пришла ночь. Она бесшумно выползла из ущелий и повисла над нами, глухая, неподвижная.

-- Начнем, пожалуй. -- Иван Иванович уже стоял у инструмента.

Будто только и ждал этой минуты, подул ветерок. Аля, сидевшая на ящике возле тура, плотнее закуталась в полушубок и, повернувшись спиной к ветру, стала записывать в журнал отсчеты. Шестивольтная лампочка освещала ее рабочее место.

-- Вот, подул, это уж верная примета к непогоде, -- не отрываясь от инструмента, заметил Иван Иванович.

Он натянул на голову капюшон штурмовки и, отогревая дыханием застывшие у холодного инструмента пальцы, нацелив объектив в мягкую темень звездного неба, продолжал работать. А ветер усиливался. От края снежного надува потекла в ночное пространство поземка. Колючий холодок пронизывал все тело.

Горы под нами уже тревожно и глухо гудели. Ветер словно в гневе ударял о вершину гольца, рылся в камнях, окутывал нас своим ледяным дыханием. Он шел от Полярной звезды через Алданское нагорье упругими волнами, налетавшими на нас со всех сторон. Ох, как трудно было бороться с ним, как тонка стала моя меховая куртка, как быстро холод охватил все тело от головы до ног. Я поворачиваюсь лицом к ветру.

-- Хватит, я больше не могу! -- кричит Иван Иванович, засовывая руки под штурмовку и приплясывая возле тура. -- Аля, беги в палатку, разжигай печь, а мы уберем инструмент и тоже придем,

Аля поднялась. С отчаянием посмотрела в небо, видимо, ей не хотелось прерывать работу, столько же ждали этой ночи! Но и оставаться здесь уже опасно. И она чуть не ползком отправилась вниз.

Мы едва удерживаемся на ногах. Укладываем универсал в ящик, накрываем брезентом, заваливаем камнями. Из-под левой скалы раздается нарастающий гул. Где-то обвал. Чудовищный грохот сотрясает скалы.

Спешим вниз. Тишкин поймал меня за рукав.

-- Теперь вы убедились, что горные духи живут не только в легендах, -вскричал он, съежившись от холода.

-- Признаться, впервые вижу, чтобы при ясном небе такая чертовщина дула.

Я снова смотрю на небо. Проветренное, оно кажется еще более льдистым, прозрачным и каким-то совсем доступным. В эту ночь, казалось, можно невооруженным глазом разглядеть всю глубину вселенной. А нам приходится отступать.

По палатке плещет ветер. Он хищно бросается на нее со всех сторон, подкрадывается снизу, норовит сорвать ее. Мы с Иваном Ивановичем заваливаем камнями борта палатки, потуже притягиваем трубу к стойке, чтобы не гремела. И без нее тоскливо на душе. Все-таки какое счастье иметь приют в такую непогоду!

Мы отгорожены от ветра полотняной стеной, но не можем никуда деться от проклятого гула бури и грохота падающих камней. Кажется, будто горы со всех сторон рушатся прямо на нас,

-- Товарищи, а ведь дров на ночь не хватит. -- Аля грустно глянула на Тишкина.

-- Я уже думаю об этом, -- И он смотрит на меня долгим испытующим взглядом. -- Вы очень устали?

-- Идти за дровами?

-- Нет. Давайте выложим из камней стену возле тура, отгородимся от ветра и тогда попробуем наблюдать.

Аля смотрит на него, не может понять, насколько-серьезно его предложение. А мне мысль нравится.

-- Ты, Аля, останешься в палатке, -- продолжал астроном, -- забирайся в спальный мешок и поддерживай в печке маленький огонек, на это дров хватит до утра. Мы же через каждый час или полтора будем забегать к тебе погреться, если, конечно, не... -- Иван Иванович не заканчивает фразу, поворачивается ко мне. -- Я говорю это и от вашего имени?

-- Конечно.

-- Вы с ума сошли, -- протестует Аля. -- Выложить стену на таком ветру. Это же безумие!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза