Таня снова взяла его на руки. Он какое-то время забавно мял ее колени своими передними лапами, слегка выпуская коготки и устраиваясь поудобнее. И вскоре заснул, довольный. За столом тоже наступил мир. Ксения Кирилловна снова вспоминала молодость, Манана молча курила.
И тогда мама, решив, что на ее дне рождения стало слишком тихо, захотела растормошить гостей. Она достала из шкафа свою модную шляпку, надела ее, дурашливо сдвинув на одну сторону. Подошла к пианино, вдохнула аромат стоящих на нем красных роз.
— Как они пахнут медом… А знаете что, дорогие товарищи? Давайте-ка танцевать!
И она присела к своему инструменту, чтобы исполнить совершенно несерьезную песенку из варьете:
Таня привыкла, что мама играет классику, а тут — «Парагвай». Видели бы ее сейчас ученики!
И у мамы здорово получалось, она была такая озорная в этой сдвинутой набок шляпке. Ее стройная нога в модной туфле нажимала на педаль, локон пружинил на щеке, и в тонком профиле с длинными ресницами совсем не проглядывала обычная серьезность. У Тани даже мурашки пробежали: неужели эта прекрасная женщина, которая дурачится сейчас за пианино, на самом деле ее мама?
Дядя Саша отплясывал со своей женой. У него ловко получалось несмотря на то, что он был грузным мужчиной. А папа саму Манану вытащил из-за стола, и они неуклюже и весело потоптались на свободном пространстве возле двери.
— Браво, Лидочка! — закричал запыхавшийся дядя Саша. — Давно я так славно не прыгал.
— Да уж, именинница, — восхищенно и с гордостью рассмеялся папа. — Ты всех сегодня удивила!
Этот летний день будет долгим. Ночью солнце лишь слегка спрячется за горизонтом. Оно не позволит темноте сгуститься. После коротеньких сумерек солнце покажется снова, и начнется новый бесконечный летний день.
Наверное, счастье именно так и выглядит: дорогие тебе люди просто сидят рядом с тобой за столом. Их маленькие ссоры ничего не значат. Главное, все они здоровы и живы. На столе — еда, в окне — голубое небо, в котором хозяйничают только птицы и морской ветер. К причалам подходят только мирные корабли. В доме звучит музыка. А на коленях у тебя доверчиво спит рыжий котенок.
Таня пока не знала, что каждую минуту этой обычной жизни следовало ценить как самый дорогой подарок. Даже старенькая Ксения Кирилловна, похоже, не знала этого.
— Ах, милые мои, вам бы так повеселиться, как мы раньше веселились, — вздохнула старушка. — Театр, гости каждую неделю… И танцы, танцы! Помню, как мчались по морозу с подругами и кузенами в экипажах на бал, нарядные, счастливые! Все прохожие нам улыбались… На балу начинали с полонеза, а дальше понеслось — галоп, полька, лансье! Я больше всего мазурку любила. Летишь вперед, плечо так приподнимешь и через него смотришь на кавалера.
Глаза Ксении Кирилловны по-молодому сверкнули, когда она изобразила, как кокетничала в те годы, и Таня увидела ее юной и стройной, в длинном платье, порхающей в разукрашенном светлом зале.
— А кавалер тебе не уступает: то на колено упадет и заставляет вокруг него кружиться, то шпорами щелкнет и мчит тебя дальше. Это был такой праздник!
— Веселая молодость у Вас получилась, Ксения Кирилловна, — произнес Танин папа. Его лицо вдруг стало очень серьезным. — Только вот одна беда… Праздника этого на всех не хватало… Но теперь праздников каждому будет хватать. Для этого мы революцию и сделали!
— Да, наверное, для этого и сделали, — грустно согласилась старушка. — Но хочу вас заверить, что праздники долгими не бывают…
Все молодые люди, с которыми я так весело отплясывала, вскоре уехали на турецкую войну. Вернулись оттуда калеками или того хуже…
Она не успела договорить, потому что в комнату вошла соседка Рая.
— А ну-ка, товарищи, здравствуйте!
В одной ее руке была табуретка, в другой — тарелка с пирожными. Рая работала в столовой, у нее всегда было много еды.
— С днем рождения вас, Лидуся.
Наверняка Рая перед этим постояла в коридоре подслушивая. Она всегда так делала.
Соседка заметила котенка.
— Я знаю, он из-под сарая. Там бездомная беременная мурка раньше крутилась. Два раза я ее прогоняла, но потом она сама пропала. Жалко…
Рая сделала паузу, отпивая из предложенного ей бокала.
— Да, жалко кошечку, — успели согласиться сидевшие за столом.
— Да нет же! Я говорю, жалко, что дворник этих котят сразу не утопил! Вот вы мне скажите, — Рая строго показала пальцем на сладко спавшего котенка, — такое нужно нашему образцовому домохозяйству? И вдобавок рыжий, — неодобрительно скривилась она. — Рыжие злопамятны, они не мяукают и не ласкаются. Это всем известно. Не приручайте вы его, гоните в шею!
Но тетя Шура не согласилась с ней.
— Вот и неправда. У меня жили и рыжие, и трехцветные, и серые. Животные от рождения все разные по характеру, как люди.
Рая смерила тетю Шуру снисходительным взглядом: она-то все равно знает, что права!