Последний козырь

Ездовой натянул вожжи, всадники осадили коней, спешились. Назаров выскочил из фаэтона.

— Покотило, ко мне!

И вдруг сзади на него набросился махновец, завернул руки, кто-то схватил за ноги, рванул, и в следующее мгновение полковник лежал на земле вниз лицом. Атаман рычал, рвался, бил ногами. Неистово сопротивляясь, он не ощущал боли от крепких узлов, которыми стянули его руки.

В то же время вскочившие на фаэтон махновцы наставили стволы наганов на Шелковича и Наумова:

— Не рыпаться!

Их тоже разоружили, связали.

К фаэтону подвели Назарова, но едва отпустили, он с разгону ударил головой махновца и бросился бежать в поле. Атамана догнали, связали ноги и бросили в фаэтон.

Шелковича бил озноб, настолько он был потрясен. Наумов держался спокойно. Он потребовал командира отряда, представился ему как офицер ставки главнокомандующего и спросил:

— Вы можете объяснить мне, что все это значит?

— А це хто? — Покотило ткнул кнутом в Шелковича.

— Это представитель постоянной комиссии по земельной реформе господин Шелкович, — хладнокровно сказал Наумов.

— Ну, тебя и твово Шолковыча мы, може, отпустим… Як пройдем Мокрый Еланчик — там и решим. Вы нам не нужны. Про вас батько ничего не говорил…

— У, шкура сермяжная!.. — прорычал Назаров.

— А ты, полковник, не гавкай, — спокойно ответил Покотило. — Батько сказав, ще цей Назаров тай генерал Слащов полтора годин гонялись за ним по всей Украине. Сам, говорит, не пидэ, побоится. Бери, говорит, его и вези ко мне.

Назаров повернулся к Павлу Алексеевичу:

— Если вас отпустят, передайте войсковому старшине Бударину: до моего возвращения командование отрядом возлагаю на него.

— Это вам, Дмитрий Петрович, придется передать приказ, — сказал Наумов. — Я не оставлю полковника Назарова.

Шелкович сдержанно застонал:

— Но я не могу двинуться с места. Нога горит как в огне. При падении сгоряча не почувствовал, а вот теперь… Неужели треснула кость?

Колонна двинулась по широкой балке ровно, без рывков и остановок, как по хорошо знакомой дороге. Туман здесь стоял густой и холодный. Впечатление было такое, будто ехали по дну молочного моря. Назаров наклонился к Наумову и Шелковичу и тихо, так, чтобы не слышали махновцы, сказал:

— Вместо Шелковича в Ростов придется идти вам, Павел Алексеевич. Другого выхода нет. Действуйте.

Он отстранился и больше не обращал на них внимания.

Осваговец плотнее придвинулся к Наумову.

— Павел Алексеевич, слышали? Вы должны бежать и пробраться в Ростов. Это очень важно, понимаете?

— Признаться, не понимаю, — также шепотом ответил Наумов.

— Слушайте и, пожалуйста, не перебивайте. В Ростове вам необходимо встретиться с начальником оперативного отдела штаба Кавказского фронта Горюновым. Это наш человек. Передайте ему: с Кубани надо перебросить на Дон Кавказскую кавалерийскую и девятую стрелковую дивизии. Этим он облегчит высадку группы особого назначения. Встретиться с ним вы можете у него дома в обеденный перерыв. Пароль: «Извините, я к Протасовой, но ее нет дома. Разрешите написать ей записку?» Отзыв: «Пожалуйста. Только скорее: я спешу».

Он сделал паузу, чтобы Павел Алексеевич мог повторить про себя пароль, и продолжал:

— Передайте: план восстания прежний, сигнал к выступлению — захват города Александровск-Грушевского. На всякий случай, если не удастся связаться с Горюновым, сообщите все это полковнику Лошкареву — артисту театра «Гротеск» Якову Серову.

— Хорошо, но почему вы настаиваете на побеге? Покотило сказал: как только перейдем Мокрый Еланчик — он нас освободит. Тогда мы могли бы все обсудить.

— Освободит? Впрочем, освободит… от всех земных забот.

— Этот вариант не исключен.

— Вот именно. Повернитесь ко мне спиной, я попытаюсь зубами развязать вам веревку, — предложил Шелкович.

— Не надо. У меня в карманчике для часов лежит перочинный ножик. Достаньте его.

Каждое движение причиняло Шелковичу боль, он глухо стонал, но упорно изворачивался, чтобы дотянуться до карманчика у брючного пояса. Наумов выпрямился, стараясь помочь ему, и внимательно следил за всадниками. Туман, однако, был настолько плотным, что он видел только морду идущего сбоку коня.

Долго, очень долго возился Шелкович с маленьким перочинным ножиком… Почувствовав наконец, что руки свободны, Павел осторожно, чтобы не привлечь внимания ездового, нащупал опору для ноги, подался вперед и вдруг резко прыгнул. Лошадь испуганно шарахнулась в сторону.

— Сто-ой! — натужно заорал махновец. — Сто-ой, с-сукин сын!

Покотило подскочил к пролетке и, увидев, что исчез полковник Наумов, выкрикнул несколько фамилий и скомандовал:

— Взять живым. За мно-ой!

Вздыбив коня, он послал его вперед.

Всадники, развернувшись веером, устремились вслед за своим командиром.

Павел бежал широкими упругими прыжками вверх по склону холма. У самой вершины он вынырнул из пелены тумана, остановился и прислушался. Гулкий топот копыт быстро приближался.

Выскочив на высоту, всадники увидели Наумова и, уже не спеша, подъехали к нему. Покотило соскочил с коня.

— Ну, здравствуйте, Павел Алексеевич.