Последний крестовый поход

Постепенно дым начал рассеиваться, и вот над моей головой засверкали звезды. Их холодное сияние вселило в меня надежду на спасение. Я пришпорил коня и прижался к нему всем телом. В какой-то момент за черной завесой дыма и пепла я увидел нечто, что повергло меня в ужас! Дорога впереди резко срывалась в обрыв, и глубокое темное ущелье раскрывало свою гигантскую пасть, готовясь поглотить меня. Поворачивать назад было поздно, поэтому я попытался уйти в сторону, но тут мой конь споткнулся, и от страшного удара о землю мое тело наполнилось жгучей болью.

Огонь приближался. Он обступал меня со всех сторон, не оставляя шанса на спасение. В пламени стали проявляться очертания перекошенного злобой человеческого лица, и вскоре я узнал в нем Матфея. Так, значит, он все-таки нашел меня. Явился из ада, чтобы свести старые счеты!

«Будь ты проклят! – закричал я, не узнавая собственного голоса. – Оставь меня наконец в покое! В твоей смерти повинен только ты сам! Чего же ты хочешь? Зачем являешься ко мне?!»

Вместо ответа я услышал громовой, раскатистый смех, который заполнил собой все вокруг. Языки пламени метнулись ко мне, и моя одежда воспламенилась. Смех с каждой секундой становился все громче, а огонь уже пылал повсюду. Выхода не было. Но в этот момент, подобно всем, кто стоит на краю гибели, я вдруг почувствовал в себе невероятную жажду к жизни, и непримиримая ярость обуяла мою душу. Словно загнанное в угол животное, которое в последней, отчаянной попытке спастись бросается на своих преследователей, я кинулся сквозь пламя. Жар ударил мне в лицо, но я все-таки вырвался из огненного круга. Уйти далеко мне не удалось – всего в двух шагах от меня простиралась бездна. Густой мрак скопился внизу, и казалось, что ущелье не имеет дна.

Тем временем пламя подбиралось ко мне со стремительной быстротой, огненный смерч взметнулся до небес, и даже небо окрасилось алыми красками. Я не решался пошевелиться и стоял на краю пропасти, смиренно ожидая конца. Но вдруг из тьмы, которая окутывала глубину ущелья, донесся тихий шепот. Словно что-то звало меня туда, что-то до боли родное и знакомое. Я напряг слух и начал различать слова.

«Иди ко мне, Константин! – доносилось до моего уха. – Не бойся! Здесь ты найдешь спасение!»

Голос очаровывал, увлекал в неизведанные глубины, но страх по-прежнему удерживал меня на краю.

«Скорее! – услышал я. – Еще немного, и будет поздно!»

Огненная лавина готовилась обрушиться на меня в любой момент, и я, не дожидаясь мучительной смерти, шагнул в пустоту. Мир закружился в бешеной пляске, где-то наверху раздался чудовищный крик…

А потом все исчезло.

* * *

В конце декабря 1443 года армия крестоносцев, утомленная затяжной кампанией в горах, медленно возвращалось в Болгарию. Сильно поредевшее войско едва насчитывало половину тех бойцов, которые полтора месяца назад с помпой выступили из Софии на Адрианополь. Несмотря на победу под Златицей, своей цели христиане так и не достигли – турки, закрепившиеся на горных перевалах, стояли насмерть, а их атаки с каждым днем становились все яростнее. Дурная погода и болезни довершили дело – Владислав принял решение вернуться, чтобы следующей весной, собрав свежие силы, вновь выступить в поход.

Дорога обратно хотя и была сопряжена со многими трудностями и лишениями, все же давалась легче. Солдаты торопились вернуться домой, к своим семьям, домам, хозяйству. Наемники рассчитывали на щедрую плату за свое участие в походе, а некоторые уже поглядывали на юг – Скандербег в горах Албании, собрав внушительное войско и объединив народ под своей властью, двинулся против османов и уже успел изгнать их гарнизоны из нескольких крепостей.

Постепенно турки перестали донимать крестоносцев своими набегами, и все решили, что на этом зимний поход подошел к концу. Никто не мог подумать, что это всего лишь короткая передышка.

* * *

26 декабря 1443 года

Почти месяц неизвестная болезнь держала меня в тисках, и лишь теперь я достаточно окреп, чтобы продолжать свои записи. Обо всех новостях и произошедших за эти несколько недель событиях мне рассказал Джакобо, едва я пришел в себя.

Судя по его словам, утром двенадцатого декабря в лагере царила небывалая суета – армия крестоносцев вовсю готовилась к предстоящему сражению. Мое отсутствие заметили не сразу, но, когда я не явился к своим отрядам, Янош Хуньяди лично распорядился разыскать меня в лагере и выяснить причину моего отсутствия. Когда посланник воеводы явился ко мне в палатку, я был уже в бреду.

Лекари перепробовали все доступные им способы лечения, однако улучшения не наступило, и все сошлись во мнении, что мой организм не устоит перед болезнью. Вызывали капеллана, и он, не ведая, что я никогда не принадлежал к его епархии, отпустил все мои грехи.

Две недели я провалялся в почти бессознательном состоянии, находясь на тонкой грани между жизнью и смертью. В какой-то момент дыхание мое оборвалось, и в течение нескольких минут я не подавал никаких признаков жизни.

– Отмучался, – тихо сказал один из лекарей. – Надо бы похоронить его.