Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова

Сначала Юра долго топтался, не решаясь войти в ресторан, стоял в стороне и смотрел на людей, проходивших мимо осанистого швейцара, караулившего резные двери, думал – попытайся он так же пройти внутрь, этот швейцар схватит его за шкирку и выбросит на улицу со словами: «А куда это ты, нищеброд, прешь? Поди-ка отсюда, здесь таким, как ты, не место. Не видишь – тут чистая публика ходить изволит?» Он уже совсем собирался уйти домой, но в последний момент с отчаянием атакующего солдата рванулся к дверям, проскочил мимо швейцара, который, хоть и бросил на него строгий взгляд, однако дороги не преградил. Оказавшись внутри, в холле с высоким лепным потолком и большими зеркалами, Юра снял верхнюю одежду и передал гардеробщику, стараясь не смотреть на свое отражение. Ему казалось, что стоит взглянуть в зеркало и вся решимость тут же исчезнет – уж слишком неуютно он чувствовал себя здесь, среди позолоты и цветов. Но потом Юра подумал: да какого черта! Разве он не такой же человек, как и все эти дамы и господа? Как этот швейцар и этот гардеробщик? В конце концов, он не обедать сюда пришел, а встретиться с человеком, от которого, возможно, зависят его судьба, его будущая слава, его гонорары. И не приведет ли эта встреча к тому, что через некоторое время он, Юрий, уже известный, пусть в узких, но богатых кругах, поэт, приедет сюда на лихаче и сбросит шубу на руки того же бородатого гардеробщика, а тот не будет морщить нос, как сейчас, и с подобострастной улыбкой понесет его шубу, как одалиску, на широко расставленных руках к вешалке и вскоре с поклоном вынесет ему латунный номерок?

Пригладив волосы, все так же не глядя в зеркала, Юрий прошел в зал и остановился, ошарашенный запахами еды, звоном столовых приборов, да и всем видом этой залы, со всеми сидящими тут людьми.

– Добрый вечер, молодой человек, – раздался над его ухом голос метрдотеля. – Заказывали столик? Или вас кто-нибудь ждет?

– Ждет, – сказал юноша, отчаянно ища глазами своего нового знакомца и с ужасом понимая, что может и не узнать его без верхней одежды среди всей этой толпы.

– Позвольте узнать, к кому?

Юра повернулся к метрдотелю, сохранявшему совершенно отрешенное лицо.

– Меня должен ждать господин Бром.

– А! – Брови метрдотеля вздернулись, и Юра позволил себе наконец расслабиться. – Аркадий Венедиктович! Да-с. Он предупреждал. Ждут-с в кабинете. Прошу за мной.

Юра пошел вслед за метрдотелем мимо столиков, за которыми сидели люди, совершенно не обращавшие на него внимания. Юра хотел быстрее миновать зал, проскочить сквозь него, но метрдотель не торопился, время от времени кивая с улыбкой знакомым посетителям.

Наконец эта пытка кончилась – они вошли в узкий коридор и остановились у двери с номером «5». Метрдотель распахнул дверь:

– Прошу вас!

Аркадий Бром сидел за столом, накрытым к ужину. Увидев Юру, он встал, обогнул стол и снова долго держал его руку в своей, а потом усадил на стул и отослал метрдотеля. Он налил Юре вина и положил на его тарелку тонко нарезанный расстегай, пригласив сначала угоститься и согреться и при этом просил чувствовать себя совершенно свободно. Юра при одном взгляде на тонкие ломтики расстегая с рассыпчатой рыбной начинкой почувствовал, как сжимается от голода желудок. Он взял вилку и стал есть, поначалу стараясь отламывать небольшие кусочки. Бром между тем снова завел речь о том, что обыватель не понимает ни образов, ни ритма его стихов. Когда Аркадий Венедиктович поднял свой бокал и предложил выпить за поэзию, Юра, до этого пивший вино по редким праздникам и то только дома, схватил свой бокал и выпил вино как воду – одним духом. Бром засмеялся одобрительно и снова подлил из бутылки.

Так и пошло: расстегай сменился другими закусками, бокал следовал за бокалом – скоро Юра захмелел, осмелел и даже начал иногда спорить с Бромом. Правда, не совсем понимая, зачем и о чем. Он жаловался на жизнь, а вернее, на сестру. Жаловался на квартирную хозяйку, на соседей, на родителей. Наконец Аркадий Бром подсел рядом и крепко взял его за руку.

– Послушайте, Юра, – сказал он ласково. – Сейчас мы с вами поедем к людям, которые примут в вас самое искреннее участие. Они, возможно, покажутся вам немного… – он снова засмеялся, – странноватыми. Но это ничего. Вот, выпейте еще вина. На улице холодно.

Юра плохо помнил, как они прошли через зал, как оделись в гардеробе. Снаружи действительно было холодно и уже темно – фонари светили пока вполнакала. Бром поймал извозчика. По дороге он все время давал кучеру указание повернуть то направо, то налево – как будто они ехали не по знакомым московским улицам, а по какому-то критскому лабиринту. И часто брал Юру за руку – впрочем, всегда так непринужденно, как будто с дружеским участием.

Наконец Бром остановил извозчика, и они с Юрой сошли у черного входа большого трехэтажного здания.

– Сюда, Юра, идите сюда, – позвал Бром, открывая перед ним дверь.