Последний курорт

Уговорить Кристиана уехать из Гонконга оказалось гораздо проще, чем она ожидала. Похоже, он, как и она, просто жаждал смыться оттуда. А вот попытка заставить его признаться, что он продолжает заниматься наркобизнесом, успехом не увенчалась. Кристиан искренне изумился, когда Пенни спросила его о трехзначных номерах и о том, не принадлежат ли они членам китайской мафии.

— Китайская мафия? — недоверчиво переспросил Кристиан.

Пенни кивнула.

— Так она обозначает своих членов, а все номера, которые мне пришлось услышать, как раз трехзначные и делятся на три.

Кристиан покачал головой; глаза его остановились, словно он пытался воскресить в памяти совещания, проходившие в отеле.

— Четыреста двадцать три, — напомнила Пенни, — четыреста пятьдесят шесть, четыреста сорок один.

Кристиан в задумчивости обхватил ладонями голову, а затем рассмеялся:

— Не знаю, какое отношение эти цифры имеют к гонконгской триаде, да и вообще я ничего не слышал о номерах, которые делятся на три. Возможно, ты и права, но в данном случае, дорогая, они обозначают вес партий марихуаны, которые мы отправили морем в Штаты.

Разумеется, такое было возможно, но слишком уж велико совпадение. Хотя Пенни и сделала вид, что поверила Кристиану, в душе она продолжала сомневаться. Больше к этой теме Пенни не возвращалась, поскольку интуиция подсказывала ей, что чем меньше она знает, тем в большей будет безопасности. У нее уже не оставалось иллюзий на этот счет: если люди, с которыми Кристиан ведет дела, пронюхают о том, что Пенни знает больше, чем ей положено знать, ее жизни будет угрожать серьезная опасность, и Кристиан уже не сможет ее защитить. Торопливость, с какой Кристиан увез ее из Гонконга после стрельбы в Монгкоке, только усилила страх Пенни и уверенность относительно того, что ее жизнь уже в опасности.

Они улетели из Гонконга на частном самолете сразу на следующее утро, поменяв предварительно фальшивые паспорта. На этот раз их звали Пол и Джилиан Андерсен. Цэ Дун и Лэй Линь остались в Гонконге, и в Маниле Кристиан и Пенни оказались одни. Однако телефонные звонки не прекратились, они даже стали еще более частыми. Кристиан по-прежнему говорил на кантонском диалекте, так что Пенни понятия не имела о содержании этих звонков.

Они остановились в первоклассном старинном, постройки начала века, отеле «Манила», но на этот раз не в «люксе», а в просторном двухкомнатном номере с прекрасным видом на гавань. Эта попытка не выпячиваться и смешаться с обычными постояльцами, а также явная озабоченность и встревоженность Кристиана подсказали Пенни, что возросла необходимость сохранять инкогнито. Она не знала, вызвано ли это тем, что Администрация по контролю за применением закона о наркотиках вплотную подобралась к Кристиану, или дело здесь в китайской мафии, но ей было очень больно видеть Кристиана таким незащищенным и одиноким.

Они вышли из отеля час назад, миновали оживленный перекресток Бонифасио-драйв и бульвара Айала, где яркие, красочные автобусы, забитые пассажирами, боролись за место в транспортном потоке с побитыми американскими автомобилями, и отправились гулять по старинному городу Интрамуросу, наблюдая за филиппинскими школьниками, одетыми в аккуратную клетчатую форму, которые осматривали руины старого испанского форта и дурачились возле Стены мучеников, изображая из себя жертвы кровавых казней. Зная немного тагальский язык, Кристиан присоединился к резвящимся детям; он позволил им «расстрелять» себя, а потом позабавил всех, упав на колени и прочитав наизусть несколько строчек из романа Хосе Рисаля «Не прикасайся ко мне». Пенни одновременно улыбалась и смеялась, пряча слезы, вызванные чувством вины за то, что она недостаточно любит его.

Насколько все было бы проще, если бы она могла презирать Кристиана за совершенные преступления! Но жизнь редко бывает простой, скорее, вообще не бывает, и Пенни понимала, что, несмотря ни на что, Кристиан всегда будет занимать особое место в ее сердце.

Когда Пенни и Кристиан направились к мемориальной экспозиции, посвященной Хосе Рисалю и расположенной в самом центре форта, школьники увязались за ними.

Но Пенни заметила, каких трудов стоит Кристиану сохранять беззаботный вид. Он постепенно мрачнел, что легко можно было объяснить печальным настроением, возникавшим при виде экспонатов в доме Рисаля, — письменных принадлежностей, писем его сестры, комнаты, в которой великий человек провел свои последние дни перед казнью. Однако Пенни понимала, что все гораздо серьезнее.