Последний Легат

Проводник знал про деревню. Он их специально сюда вел. Зачем? Зачем?! Тифон стоглавый, задница Плутона, чрево Юноны…

Декурион выбегает из дома, едва не сбивая по пути Пулиона. Тот удивленно отшатывается, смотрит на командира.

— Марк, ты чего?…

Декурион не отвечает. Видит: полуконь стоит у привязи, уныло повесив морду. Все рассыпается на кусочки, как мозаика: повод намотан на столб, ленточки в длинной гриве, красные, синие, их шевелит ветер, грустная морда, седло — пустое…

— Где он?! — кричит Марк. — Где?!

Всадники бросаются на поиски. Марк почти рычит. Проводника нет. Только вдалеке, у кромки леса, качается ветка. Словно кто-то задел ее рукой, когда уходил. Кусочки мозаики медленно собираются в единое целое…

«Вы все умрете, римляне. Мы всех вас убьем».

Проводник исчез, словно его никогда и не было.

Глава 1 Воля богов

Солнечный свет проникает сквозь окна, пронизывает комнату. Я лежу на кровати, мне двенадцать лет. В лучах солнца золотом вспыхивают пылинки.

Я слышу, как за окном поют птицы. Лето.

Входят двое. Один — постарше, почти юноша, темноволосый. Другой — совсем мальчишка, светлая шевелюра. У них такие лица, словно им только что дали триумф за победу над галлами. Торжественные.

— Смотри, Гай, — говорит старший и протягивает руку. В кулаке что-то зажато. Рядом младший чуть не подпрыгивает от нетерпения. Ну же, ну!

«Что там?» — думаю я.

Старший держит кулак и улыбается. Лицо у него уже резкое и станет еще жестче с возрастом.

Что они опять придумали?

За окном шумят деревья. Гомонят и переругиваются птицы. Я слышу «чвирк-чвирк-чвирк» и назойливый стрекот кузнечиков. Теплый сухой запах травы и лета. Пыль кружится над головами…

Это мои братья. В карих глазах старшего плавится солнечный свет. В синих глазах младшего плещет море.

— Смотри, Гай, — говорит старший. Пальцы медленно разжимаются…

Я моргаю.

На ладони Луция сидит кузнечик. Он потирает друг о друга задние ноги и вдруг исчезает… прыгнул! Я моргаю. Белобрысый мальчишка кричит и срывается за ним в погоню. Пока он с воплями гоняется за кузнечиком по всей комнате, Луций смотрит на меня. И улыбается.

— Очень смешно, — говорю я слабым голосом. — Вы бы еще льва притащили. Или львы закончились?

— Брат, — кивает Луций серьезно, но глаза смеются.

— Брат, — говорю я.

По комнате с грохотом и возмущенными криками носится наш младший.

* * *

В синем плаще с белым подбоем, шаркающей от бессонной ночи походкой, ранним утром четвертого дня до начала августовских календ в закрытый сад своего дома на Палатинском холме выхожу я, сенатор Рима Гай Деметрий Целест. Двадцать восемь лет, холост.

Светает. В приятно пригревающих лучах утреннего солнца, в зябкой рассветной тишине просыпающегося города я иду, неторопливо ступая. Песок едва слышно скрипит под подошвами.

На мозаичном полу в беседке уже приготовлено кресло, я, стараясь не зевать, сажусь в него и протягиваю руку в сторону. Управитель дома тут же вкладывает в мою ладонь список расходов.

Я ежусь от предчувствия, растягиваю свиток и бегло просматриваю. Задерживаю взгляд на итоговой сумме. Однако…

— Так много? — Я поднимаю голову. — Нет ошибки?

Управитель заглядывает мне через плечо, разводит руками.

— Простите, господин. Я сделал все что мог, но…

«Но». Какое обидное слово. Я поднимаю руку: подожди.