Последний леший

— А если там все ходят голые, — Нойдак выдержал паузу и ляпнул, — то как же там отличают мужчин от женщин?

Сухмат на мгновение обалдел, потом до него дошло и он начал хохотать, к нему присоединился и Рахта, а забавное выражение лица у Нойдака явно показывало, что в этот раз он просто придурялся. Точнее — пошутил!

Нечто вроде хихиканья донеслось и из-за ближайших кустов. Всем было ясно, что Полина — рядом. Поняв, что надо помочь друзьям пройти трудный момент, Нойдак задал сразу же следующий вопрос…

— А что, действительно интересные там у вас Рахтой дела были?

— Интересные… — ответил Сухмат.

— Расскажи, ведь вы с Рахтой мне об этом мне никогда не рассказывали!

— Что, может и впрямь расскажем? — обратился Сухмат к Рахте.

— Действительно, расскажи, ведь и мне интересно, — донеслось из темноты. Полина поняла, что друзья уже догадались об ее присутствии и решила более не таиться.

— Я расскажу, — ответил ей Рахта, — но ты выйди на свет, сядь у костра.

— А твои друзья не испугаются?

— Я не боюсь, — сразу ответил Нойдак, — я много чего боюсь, но тех, кто меня спас от смерти — нет, не боюсь. И еще спасибо скажу!

— А я так боюсь щекотки одной, — усмехнулся Сухматий, — да и правду сказал Нойдак, мы теперь твои должники!

— Тогда плати долг, рассказывай свои сказки, да ничего не пропускай! — сказала Полина, выходя из темноты и садясь напротив Рахты у самого огня, — Особенно не пропусти, если да вдруг у Рахты темноглазая какая заводилась…

— Да что ты! — махнул рукой Сухмат, — это у меня все темноглазые были, а Рахта — он скромный, он и не глядел ни на кого…

Протест Сухмата, имевший целью защитить друга перед ревнивой возлюбленной, прозвучал несколько комично и окончательно разрядил атмосферу.

— Тогда я начну первым, — сказал Рахта, — было это два года назад, и были мы с Сухматкой в далеких землях… Впрочем, давай, Сухматий, лучше ты рассказывай…

/Сказ о греческом подарке./

— Все знают, что бабенки меня любят да жалуют, — начал сказывать свою сказку Сухмат, — и не токмо в Киеве, и не только по всей Руси, но и в Царьграде, и в Хазарии, и турчанки, и сарацинки…

Здесь мы позволим себе поверить словам Сухматия. В чем, в чем, а в этом деле он частенько блистал. И неизвестно еще, насколько ошибаться придется будущим ханам да султанам, предков в своих родословных перебиравши… Им ведь и невдомек, что подлинный папаша-то их вот этот молодой киянин. А как узнать? Ну, увидите наследничка лицом пригожего, да в плечах куда пошире сверстников — так сразу и начинайте отсчитывать — сначала возраст мальчугана, потом еще девять месяцев, ну, а уж потом попытайтесь прознать, не бывали ли в том граде проездом богатыри русские, а среди них — Сухмата, или, как его на востоке окликали — Сухмана-пехлевана? Да не среди воинов поспрашивайте, а среди старух-сводниц, уж они-то запомнили наверняка — ведь было же, чего запомнить, это уж точно! Ну, пока мы тут обсуждали эту тему, Сухмат успел перейти к описанию героини своей повести, хотя она, судя по справедливости, и не имела в той сказке большого значения. Тем не менее, был повод поговорить о бабенциях…

— Ну, женщина, скажу я вам, под стать киянкам, хоть и не русского рода-племени, — не торопясь, с явным удовольствием, как бы переживая все заново, рассказывал Сухмат, — статью — мечта настоящего мужчины, все торчало и оттопыривалось, — богатырь проводил руками в воздухе, очерчивая плавные линии, — было и за что подержаться, и что…

Сухмат явно вошел во вкус, начал углубляться в разные там подробности особого плана, суть которых можно было понять как по замаслившимся глазам рассказчика, так и по раскрасневшемуся и не находящему себе место Нойдаку…

— Да хватит тебе, ты к сути переходи! — одернул побратима Рахта, — А то я сам, за место тебя, рассказывать начну!

Суть была в том, что нежданно-негаданно сведенный с богатой гречанкой, Сухмат настолько влюбился — а он влюблялся во всех, с кем потом играл в эту восхитительнейшую из игр, настолько постарался, что вызвал совершеннейший восторг и ответную любовь — если только бывает любовь у аристократки, меняющей красавцев-полюбовников почти ежедневно… Короче, они понравились друг другу настолько, что дело не ограничилось одной страстной ночью. Была и вторая, и третья… Пришло время, когда Сухмату уже пора было уезжать, а их взаимная страсть даже и не начинала угасать. Но — такова жизнь, расставания неизбежны. И вот богатая, избалованная гречанка сделала то, что почти никогда до этого не делала. А именно — самым натуральным образом разрыдалась, начала умолять Сухмата не уезжать, а потом, когда поняла, что это не поможет — попросила вернуться, даже слово взяла. Но велика ли цена такому слову? Дело известное!