«Да я же сплю!» – догадался он и открыл глаза. Потом зажмурился – и вновь открыл. Потому как – то, что он увидел, показалось невозможным.
Но все оказалось реальностью.
Следующим вернувшимся ощущением была боль – ноющая, противная. В запястьях и щиколотках. Золий дернулся, пытаясь сменить положение, но, к своему ужасу, понял, что не может пошевелиться.
Он судорожно забился, как муха в паутине, пытаясь освободиться от невидимых пут, держащих руки и ноги, – бесполезно.
– Лежи смирно, – сказал Охоро (или Ахоро?), – и больно не будет.
Маги оживленно что-то обсуждали, не обращая внимания на то, что Золий очнулся и смотрит на них. Он только услышал такие знакомые слова: «фокус», «линия Силы» и «разрыв». Набравшись смелости, крикнул:
– Эй! Что вы хотите со мной сделать?
В поле зрения появилось бледное ненавистное лицо Эльмера.
– Право же, Золий, зачем так кричать? Я тебе и так скажу, что мы с тобой хотим сделать, ты же юный маг… Тебе предстоит большая честь стать оружием в борьбе против страшного владыки Черного города.
– Да, да, – закивал Кхеон, – с помощью магии Эльмера мы поместим внутрь тебя одну из компонент заклятия. Ты будешь в центре взаимодействия, а мы уж постараемся сделать так, чтобы попавший в фокус Силы погиб. Быстро и верно. Ты должен гордиться собой, ибо твоя никчемная жизнь станет платой за освобождение наших земель от страшной нелюди. Подумай, разве это не благородное дело?
И он рассмеялся.
А Золий понял, что – и зачем – задумали маги.
– Отпустите! – взвизгнул он, извиваясь, как дождевой червяк в клюве птицы, – отпустите!!! Вы ничего не понимаете! Ильверса не нужно убивать!..
– Замолчи, – строго сказал дэйлор. И не успел Золий опомниться, как палец мага коснулся губ.
– Я никогда не стану приманкой! – выкрикнул мальчик… Но из горла вырвался едва слышный хрип.
Кхеон усмехнулся.
– Хватит рассуждать, братья. Пора приниматься за дело. Вы ведь нам поможете, благородный Эльмер?
– Разумеется.
И Золий снова погрузился во тьму.
Ощущения исчезли, все, кроме одного – странной режущей боли в животе, как раз под ребрами.
Тиннат проснулась поздним утром и долго лежала среди чистых, хрустящих простыней, пытаясь понять – что же все-таки делать. Она ни на миг не усомнилась ни в правдивости рассказа Золюшки, ни в намерениях магов Алларена. Оставалось найти ответ только на один вопрос: что теперь делать ей, Лисице, обычной женщине, которая так и не смогла резким движением свернуть шею собственной глупой и совсем уж девчоночьей влюбленности?
Первым побуждением Тиннат было действительно пойти к черной стене и кричать, звать Ильверса, пока их Величество Магистр не соизволит обратить внимание на истошные вопли у себя под боком. Но потом она решила, что это глупо – пытаться звать того, кто не желает ничего слышать и является только сам и лишь когда это нужно ему.
«Если бы он хотел меня слышать, он пришел бы на помощь тогда, когда я билась с зеркальником и когда погиб Малыш».
Воспоминание оказалось столь болезненным, что по щеке покатилась горячая слеза и, сорвавшись, капнула на подушку.
«Эх, Лисица, Лисица… Ильверс уже давно перестал быть тем, кого ты в нем еще пытаешься видеть. Он куда как больше похож на ходячего мертвеца, чем на живого. Да и заметно, как ему тяжело, словно цепи сковали его и не дают освободиться. Так не лучше ли будет, если маги освободят его?»
По телу пробежала дрожь. Под сердцем шевельнулся холодный, липкий комок; думать так было страшно, и в душе волной поднималось омерзение к самой себе, но в то же время разум жестоко твердил одно и то же:
«А почему же ты сама не убила его? – насмешливо ухмылялась совесть, – если ты и вправду любишь его, почему же ты хочешь переложить всю грязь на плечи магов? А не освободишь Ильверса своими руками, быстро, так, чтобы он не успел ничего почувствовать?»
Тиннат посмотрела на ладони.
– Я бы не смогла этого сделать. Я… может быть, недостаточно сильно любила его? Думаю, у магов получится куда лучше.
«Постой. А разве не говорил он, что убить его – тоже плохо? Опасно, когда он есть, и не менее опасно, когда его убьют… Проклятие, все, что он говорил, были сплошные загадки!»