Последний магнат

— Еще был случай. Русский танцовщик Баланчин путал их с братьями Ритц, комедиантами. Забывал, кто из них его ученики, а кто работодатели, и жаловался направо и налево: «Попробуй научи танцевать этих братьев Уорнеров!»

Беседа вроде бы текла мирно. Бриммер спросил Стара, почему продюсеры не поддерживают Анти-нацистскую лигу.

— Из-за вас, — ответил Стар. — Вы подбираетесь к сценаристам. Но будущее покажет, что зря стараетесь: сценаристы как дети — даже в спокойные времена не могут сосредоточиться на деле.

— В вашей отрасли они все равно что фермеры, — доброжелательно отозвался Бриммер. — Выращивают зерно, которое достается другим. И злятся на продюсеров, как фермер злится на горожан.

Я то и дело вспоминала девушку Стара — интересно, не закончился ли их роман. Позже, когда Кэтлин рассказала мне всю историю, стоя под дождем на грязной дороге под названием Голдвин-авеню, — я поняла, что Стар встречался с Бриммером примерно через неделю после той телеграммы. Телеграмма была единственным выходом. «Американец» приехал неожиданно и тут же повез Кэтлин в бюро бракосочетаний, ни секунды не сомневаясь, что она только этого и ждет. Было восемь утра; Кэтлин настолько растерялась, что думала лишь о том, как известить Стара. Конечно, теоретически можно встать и заявить «прости, забыла сказать, я встретила другого» — но колея была проторена так надежно и тщательно, с такими жертвами и с таким чувством освобождения, что когда все внезапно сбылось, Кэтлин почувствовала себя в западне — словно вагон загнали на тупиковый путь. Пока она писала телеграмму, «американец» смотрел на нее через стол, и Кэтлин оставалось надеяться, что он не разберет перевернутые буквы.

Когда я вернулась мыслями к происходящему в зале, с бедными сценаристами уже разделались: Бриммер даже признал их «нестойкими».

— Они не способны кого-то за собой вести, — говорил Стар. — Волю ничем не заменишь: если ее нет, приходится имитировать.

— По себе знаю.

— Надо просто решить: «будет так — и никак иначе», даже если не уверен. Десяток раз в неделю я сталкиваюсь с ситуациями, где нет оснований предпочесть одно другому. И тогда делаешь вид, будто для выбора есть причины.

— Вождям такое знакомо, — заметил Бриммер. — И профсоюзным, и тем более военным.

— Вот мне и пришлось выбрать позицию в этой истории с гильдией. Там налицо попытка взять власть, а я намерен давать сценаристам только деньги.

— Некоторым вы даете слишком мало. Тридцать долларов в неделю.

— Это кому же? — удивился Стар.

— Тем, кого вы считаете легко заменяемым товаром.

— У меня таких нет.

— Есть, и именно у вас, — настаивал Бриммер. — В отделе короткометражек двое получают по тридцать долларов в неделю.

— Кто?

— Некто Рэнсом и некто О’Брайан.

Мы со Старом улыбнулись.

— Это не сценаристы, — ответил он. — Это родня отца Сесилии.

— На других студиях тоже таких немало, — настаивал Бриммер.

Стар налил себе в чайную ложку какого-то лекарства из склянки.

— Что такое «шпик»?

— «Шпик»? Штрейкбрехер или тайный агент компании.

— Так я и думал, — кивнул Стар. — Здесь есть писатель с жалованьем в полторы тысячи, который в студийном кафе бормочет «шпик!» за стулом каждого из сценаристов. Жаль, они пугаются до смерти, а то было бы забавно.

— Посмотреть бы, — улыбнулся Бриммер.

— Хотите — приходите, проведете со мной день на студии, — предложил Стар.

Бриммер искренне рассмеялся.

— Нет, мистер Стар. Впрочем, не сомневаюсь, что получил бы массу впечатлений: говорят, во всех западных штатах не сыскать другого, кто работал бы так неутомимо и плодотворно, как вы. Жаль отказываться от такой чести, однако ничего не поделаешь.

Стар взглянул на меня.

— Мне нравится ваш друг. Он безумен, но мне нравится. — Он пристальнее вгляделся в Бриммера. — Вы коренной американец?

— Да, не в первом поколении.

— И все похожи на вас?

— Отец был священник-баптист.

— Нет, я об убеждениях — много ли среди вас красных. Хотел бы я посмотреть на того еврея, который думал сгубить завод Форда. Как его…

— Франкенстин?

— Он самый. Наверняка в эти идеалы кое-кто верит.

— И даже многие, — сухо отозвался Бриммер.

— Но не вы?

По лицу Бриммера скользнула тень раздражения.

— И я тоже.

— Ну уж нет. Может, вы в них и верили, но давно.

— Не исключено, что как раз наоборот, — пожал плечами Бриммер. — В глубине души вы знаете, что я прав.

— Нет, — возразил Стар. — Все это бред и вздор.

— …вы говорите себе «он прав», однако считаете, что система вас переживет.

— Неужто вы собираетесь свергнуть правительство?

— Нет, мистер Стар. Мы думаем, это сделаете вы.

Они задирали друг друга, обмениваясь мелкими колкостями, как порой свойственно мужчинам. У женщин такое выливается в беспощадную битву, но и за мужчинами наблюдать тревожно: никогда не знаешь, чем кончится. Приятных ассоциаций декорированному залу это не обещало, поэтому я вывела спорщиков в наш золотисто-желтый калифорнийский сад.